Книга Золотое сердце - Эмили Джордж

— Сядьте у стены, — сказал Джо Элис и Алану, — проникнитесь чистыми помыслами и не бойтесь.

Арчибальд как мумия завернулся в одеяло, Джо завязал его на нем и повернул лицом к полу.

— О’кей. Мы начинаем, — объявил Джо и погасил фонарь.

Алана удивило, как Арчибальд мог дышать. Элис пошевелилась и прильнула к нему. Сдерживая нахлынувшую на него волну чувств, он зажмурился и неуверенно обнял ее за плечи здоровой рукой, опасаясь, что она отстранится. Но она лишь теснее прижалась к нему, и у него едва не остановилось сердце.

Долгое время в комнате стояла тишина. Потом ровно и тихо забил барабан, а Джо запел.

Нечто похожее на гипноз, подумал Алан. Медленно, постепенно напряжение спало, и вместо него появилось ощущение спокойного ожидания. На него снизошла тишина.

Подъем оказался долгим и трудным. С каждым шагом воздух становился все более разреженным, а наверху громыхало; серые тучи закрывали солнце. В его ушах громко слышалось собственное дыхание, и время от времени он оступался на скользких камнях.

Когда солнце совсем скрылось за свинцовыми тучами, Алан заметил, что теней не осталось. Это был Черный свет, не отбрасывающий теней. Вокруг него, скрипя от ветра, раскачивались деревья. Вскоре они остались позади. Впереди не было ничего, кроме скал, а неподалеку стоял красный бизон и смотрел на него, поджидая.

Алан продолжил свой путь, но красный, как призывное пламя, бизон держался от него на одном и том же расстоянии.

Наконец, спустя вечность, он достиг вершины — крохотного клочка земли над морем ночи, где его ждал бизон. Зверь посмотрел на него мудрыми печальными глазами.

— Железное Сердце, — сказал он, — внизу лежит сотворенное тобой море, и среди пустоты ты стоишь один. Тебе были даны все краски вселенной, но ты сам ограничил свой мир, оставив только один тон. Возьми всю палитру и заполни свою пустоту цветами радуги.

Бизон еще говорил, а черное море под Аланом начало мерцать тусклыми радужными цветами масляной пленки. Потом окрасилось яркими, слепящими оттенками: золотым, красным, зеленым, синим — столь яркими, что они поглотили грозовое небо.

— Вот твои цвета, — сказал бизон, — возьми их с собой.

Бизон повернулся и стал удаляться по радуге.

— Подожди! Эй, парень! — закричал Алан.

Бизон оглянулся:

— Дорогу тебе покажет олень.

Тут налетел сильный ветер, свалил его с узкого пика и покатил по скалистому склону. Алан ударялся о скалы, и их острые края рвали его тело, ломали кости. Только когда он снова оказался в темной пустоте, боль отпустила его, но теперь он ощущал радугу внутри себя. Повернувшись, он увидел оленя.

…Элис еще сильнее прижалась к Алану, напуганная необычностью происходящего. Комната словно наполнилась всполохами молний, громом и градом. Это были те самые силы, о которых толковали ее дед и Арчибальд все годы, что она себя помнила, но лишь сейчас ей довелось убедиться в их существовании.

Все кончилось так же внезапно, как началось. На несколько минут воцарилась тишина, потом вспыхнула спичка, и Джо зажег фонарь. Арчибальд, уже развязанный, лежал посреди квадрата. Элис взглянула на часы, до рассвета осталось меньше часа.

Арчибальд сел и вместе с Джо стал напевать что-то.

— Я знаю, где Джефри, — тихо проронил Алан. — Я видел его.

Элис не могла поверить своим ушам.

— Я видел его, — повторил Алан. — Он ранен, замерз, голоден, но жив. Он на горе, возле расщепленного молнией дерева.

— Я знаю это место, — заволновалась Элис.

Алан просто не мог знать об этом дереве. Оно находилось в самом глухом уголке ранчо. Элис попыталась вскочить на ноги, но дед резко остановил ее.

— Он еще не закончил песнь благодарения духам за помощь.

И впервые в жизни Элис осознала, что ей есть за что благодарить духов. Она взглянула на Алана. Этого человека только что посетило видение, и теперь он знает, как действовать.

— Дед говорил, что в тебе кроется большая сила, — прошептала она.

— Посмотрим, что она может дать, — пробормотал он. — Я пока что ее не почувствовал.

Она порывисто потянулась к нему и поцеловала в щеку. Его словно пронзило током. Почему она сделала это? Надеялась, что он найдет ее брата? Неужели это та же женщина, которая заявила ему, что не желает слушать его извинений?

— Железное Сердце! — Арчибальд присел на колено перед Аланом. — Расщепленное дерево — это средоточие энергии, поэтому парень жив. Если ты не сломаешь себе шею, добираясь туда, он выживет.

Полчаса спустя, когда на горизонте проступила светлая полоска, Элис и Алан уже поднимались верхом в горы.

Поглядывая на ее милые черты в прозрачном утреннем воздухе, он жаждал снова обнять ее, сказать ей, как много она для него значит, признаться, что она радугой осветила его до того бесцветную жизнь.

— Элис!

Она оглянулась с улыбкой, согревшей его душу.

— Элис, я все же хочу извиниться за то, что не рассказал тебе о Мике.

— В этом нет необходимости, я же сказала тебе вчера.

— Но я… Нет необходимости? Как это понимать?

— Во-первых, меня не касается, как ты решаешь свои дела, во-вторых, я не имею права влезать в твои личные проблемы. Прости, это было просто бесцеремонно с моей стороны.

«Бесцеремонно» — такого слова ему в жизни не приходилось слышать. Он оглядел Элис в накрахмаленной форме цвета хаки, в светло-зеленой нейлоновой куртке, в коричневом стетсоне и с пистолетом 45-го калибра на бедре и уже в который раз испытал нечто похожее на умиление.

— Минутку, — прервал он, поравнявшись с ней. — Несколько ночей, проведенных в моей постели, дают тебе определенные права. — Проклятье, удивился он сам себе. И это говорит он? — И ты вовсе не вела себя бесцеремонно.

— Вот как? — Несмотря на снедающее ее беспокойство о Джефри, в ее глазах промелькнула озорная искорка. — Да и какое это имеет значение? Я поняла, что у тебя имелись свои причины, и мне не следовало беситься.

Он нахмурился, не совсем понимая ее.

— Ты была вправе рассердиться на меня, — настаивал Алан.

— Не совсем так. По правде говоря, я сердилась не на тебя. У меня снова появились сомнения и страх. Я испугалась, что опять поставила себя в дурацкое положение. Что-то вроде рефлекса, оставшегося после Томаса. Когда он сбежал, я размышляла, сколько же тайн он от меня скрывал. Помимо унижения, это было самое страшное. Думать, что я знаю этого человека, и, как оказалось, совершенно не знать его.

Алан содрогнулся при мысли, какую боль он ей причинил.

— Мышка…