Книга Интимная жизнь элиты - Евгений Осипович Белянкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Романов зашел к руководству как раз по этому поводу. Он положил шифровку на стол…
– Вот, сбежал «Карп».
– Из Парижа?
– Да. Но прислал покаянное письмо. С просьбой не трогать его. Боится, что его будут преследовать. Больше всего, что убьют.
У Шибанова сдвинулись брови.
– Преследование ушло в прошлое. Пусть живет на здоровье. Он не верит в демократию «новых русских» – так это его личная проблема. А вот то, что перестал верить в Россию… Я могу его только пожалеть…
– И еще один вопрос, Виктор Иванович… В отношении обмена нашего разведчика Носкова на американского сотрудника авиационной фирмы. Я думаю послать из Швеции в Париж Лаврентьева. Пусть учится!
Шибанов пристально взглянул на Романова, ухмыльнулся.
– Натаскиваешь?
– В нем есть что-то. Хорошо зреет!
– Лады.
– И еще… Впрочем, это потом.
Глава 42
Егор в Швецию плыл пассажирским лайнером из Санкт-Петербурга. В каюте с ним оказался весьма общительный шведский коммерсант, представившийся Иваром Гротом.
– Да, у вас в стране дела, – сказал Ивар, удобно располагаясь на спальном диване. – Кто думал, что можно повернуться на все сто восемьдесят градусов. Если честно, то мне казалось, что Союз незыблем…
Егор в разговор не втягивался, а шведу, видимо, не терпелось поговорить, а может быть, Егор ему понравился внешне.
– Я давно торгую с вами. Меня волнует, насколько это отразится на моем бизнесе? – Швед помолчал. – А вы кто по профессии?
– Журналист.
– О! – Швед с одобрением взглянул на Егора. Немного подумав, он протянул свою визитку. – Надеюсь, что мы в Стокгольме встретимся…
И разговорчивый Ивар Грот, узнав, что Егор раньше в Швеции не бывал, вежливо заметил:
– Движение у нас левостороннее… Это необходимо знать, чтобы не угодить под машину. Сахар в чашку кофе класть нельзя. Не принято. А в магазине шляпу можно не снимать… разве, когда подойдет продавщица. Зато в обращении принято говорить «господин журналист»…
В Стокгольме Егор распрощался с коммерсантом, взяв его на заметку, и сразу поехал в посольство.
Секретарь посольства Скворцов, загорелый, со шкиперской бородкой, словно порядком впитавший в себя шведские обычаи, сказал, что ему, Егору, здесь будет неплохо. Швеция – страна тихая, как добрая заводь: если и пробежит ветерок, то совсем ненадолго.
Скворцов был его резидентом: жил он многие годы спокойненько, ничем не выдавая себя. Егору за чашкой кофе он заметил:
– Ты у нас временный. Так… Наберешься западного лоска, а там вольному дорога…
Егор и сам чувствовал, что Швеция для него перевалочный пункт… и не больше. Так, если не в Англию, то куда?
Но, когда он сообщил Скворцову о Иваре Гроте, тот, удовлетворенно причмокнув, протянул:
– Тебе повезло. Это известный коммерсант. Редкая натура. Знается с местным бомондом. Советую завтра же ему позвонить… Журналисту это позволено.
И Скворцов, посадив Егора напротив себя, стал подробно объяснять, зачем он, собственно, приехал…
Ради нескольких строчек в шифровке уходят годы кропотливой подготовки. Егору предстояло внедриться в творческую среду. Он понимал, как это непросто…
Наконец Егор дозвонился до Ивара Грота. Узнав, что ему звонит тот самый молодой русский журналист, Ивар восторженно воскликнул:
– Господин Лаврентьев, приезжайте. У меня сегодня именитые гости. Им будет приятно с вами познакомиться. А мне вдвойне приятно сойтись с русским – ведь я торгую с Россией…
В назначенный час Егор поехал к коммерсанту. Стокгольм часто называют «городом между мостами». Коммерсант жил в старом городе, и таксист, узнав, что он русский, с удовольствием объяснил ему, что на небольшом пространстве между двумя мостами, соединяющими старый город с северной частью Стокгольма, скапливается немало водоплавающих птиц, и эта картина бесспорно должна поразить гостя…
Ивар Грот сам встретил Егора, чтобы он случаем не заблудился.
У Ивара Грота Егор познакомился с Мариани Линдгрен. Молодая женщина с чистыми голубыми, как озера, глазами. Она сама подошла к нему и стала говорить на ломаном русском языке, без перевода.
Но Ивар Грот предупредил Егора:
– Будь осторожен. Влюбчивая особа. Ловкая как художница, еще более ловкая как любовница.
Егор узнал, что брат Мариани, молодой, но уже известный ученый-физик, стажировался в Америке и даже прожил там некоторое время.
Мгновенно родилась мысль взять у брата интервью. И он даже заикнулся об этом Мариани, которая, между прочим, от него не отходила.
– Только тогда, когда приедешь к нам домой, – твердо, улыбаясь красивыми глазами, заявила она.
Вернувшись в посольство и поговорив со Скворцовым, Егор много думал о Мариани. Сумасбродная молоденькая бабенка его заинтересовала: через нее он мог неплохо войти в творческий бомонд.
Егор неожиданно вспомнил разведчика военных лет «обер-лейтенанта» Кузнецова. Это он сумел упредить в Тегеране покушение Скорцени на большую тройку: Сталина, Рузвельта, Черчилля…
На занятиях в КИ они не раз обсуждали поведенческий опыт знаменитого разведчика. Была даже отдельная обзорная лекция. Но лекция его не удовлетворила, и он попытался разобрать опыт Кузнецова с Братышевым, тот, оказывается, располагал менее формальной информацией.
– Есть разведчики, – заметил Братышев, – которые играют какую-то одну роль. Я бы сказал, интимную. Таким героем-любовником был и Николай.
И Братышев рассказал Егору, что в тридцатых годах начальником отдела контрразведки был некий Ильин. Он считал, что важно определить социально-профессиональную группу, которая способна концентрировать информацию и даже ускорять ее. Можно сказать, через нее наиболее интенсивно бегут информационные волны, которые он, Братышев, назвал информационным поясом. В те годы такой раскованной, информационно-насыщенной группой была творческая богема, куда входили музыканты, поэты, актеры и, конечно, актрисы. В творческой богеме и находили приют вожди, наркомы, высшие военные и дипломаты, они черпали из нее эмоциональную энергию и вдохновение.
Ильин-то и понял, что Николай Кузнецов обладает великолепным талантом чувствовать эти информационные и настроенческие потоки… Он был настоящим охотником за информацией. Красивый, светский и даже, пожалуй, распутный, легко контролирующий себя молодой человек стал в богеме своим. Здесь он подружился с Утесовым, Юрьевым, Козиным… Он легко флиртовал с актрисами, которые без звука вешались к нему на шею. Впрочем, на актрисах, особенно на балеринах, горели и Киров, и Тухачевский… да мало ли их было, партийных и военных деятелей, засматривающихся на танцовщиц…
Нет, Кузнецов не был стукачом, как можно было бы подумать с первого взгляда. Он был разведчик-аналитик, способный анализировать и накапливать через это огромный психологический материал. В войну, присвоив себе звание и имя обер-лейтенанта Пауля Зиберта, он прекрасно сработал на образе «донжуана».
С ним всегда были деньги, коньяк или марочный ликер, не говоря уже о духах, модных чулках и красивых
