Книга В СССР геев не было! - Ванда Лаванда

не зло. – Что я гей?

Мила опустила голову, как будто бы ее только что отчитали за разбитую любимую вазу, и что-то пробормотала себе под нос.

– Повтори, я не расслышал.

– Мне кажется, что мне нравятся девушки… – чуть громче сказала Мила, все так же не поднимая головы.

– Чего?! – как раз в момент признания внучки в комнату вернулся Ярослав в другой футболке, не менее древней, но в хорошем состоянии.

Мила подняла голову и растерянно посмотрела сначала дедушку, потом на Михаила. Взгляд Михаила мгновенно потеплел, стоило ему увидеть расстроенные глаза своей любимой крестной внучки.

– Я никому еще не говорила. Я думала, что раз… э… вы вместе, то я могу вам рассказать… Поэтому я и начала этот разговор… Я же не осуждаю, я давно догадалась, что вы не просто друзья…

– Так. Давай по порядку. Что ты хочешь узнать и чем бы ты хотела поделиться? Мы всё тебе расскажем и выслушаем, – уверенно заявил Михаил, говоря за себя и за Славу тоже.

Ярослав мысленно выругался, чего старательно не делал вслух при своей семье, и сел рядом с Михаилом, а не между ним и Милой, как сидел при просмотре сериала. Он понимал, что такой важный разговор будет лучше вести Михаилу, а не ему, с его бестактным и не всегда правильным проявлением эмоций.

Девушка натянула рукава своей кофты так, что они теперь скрывали кисти рук. Косая челка яркого сиреневого цвета закрыла один глаз, когда Мила снова опустила голову.

– Я не знаю, с чего начать, – замялась девушка, но поборов смущение, все же задала самый главный вопрос. – Вы правда вместе?

– Да, – спокойно и очень мягко ответил Михаил. – Скажу сразу, что мы стали парой только после смерти твоей бабушки. Точнее…

Михаил посмотрел на любимого, безмолвно спрашивая разрешения рассказать девушке всю их историю. Ярослав кивнул и махнул рукой, мол, чего уж скрывать, если она догадалась о наших отношениях.

– Если коротко, то мы были парой, когда были молодыми. Потом расстались. Твой дедушка встретил твою бабушку, и они влюбились, поженились… После смерти Анны, спустя время, мы снова стали парой.

– А как? В смысле, разве геи могут… с женщинами?.. – девушка стала пунцовой и приложила ладони к щекам, чтобы немного унять жар. Разговор был невероятно смущающим.

– Я бисексуал, Мила, – встрял в разговор Ярослав, стараясь не проявлять никаких эмоций. – Мне нравятся и женщины, и мужчины. А любил я в своей жизни только двоих людей. Ну, не считая детей и внуков, естественно.

– А ты? – Мила скосила взгляд на крестного деда.

– А я гей, да, – вздохнул Михаил и неловко почесал бровь. – Мила, сейчас в интернете много информации на эту тему, почему ты решила поговорить с нами?

– Потому что той инфе я не доверяю! – воскликнула девушка, и Михаил только сейчас заметил в ее глазах слезы. – Одни говорят, что с этим рождаются; другие называют модой и пропагандой; третьи твердят, что это болезнь; а некоторые якобы по три раза в день меняют свою ориентацию! Я хотела поговорить с теми, кому верю… кто такой же…

– Я могу рассказать, как это было у меня. Ничего особенного в этой истории нет, правда. Но я… мы с Ярославом считаем, что это не болезнь и что человек не выбирает ориентацию. Если бы можно было выбирать, то я стал бы натуралом, и был бы гораздо счастливее, чем был всю жизнь, скрывая то, кто я есть.

Мила кивнула. Михаил пересел ближе к девушке и взял одну ее руку между своих сухих морщинистых ладоней. М-да, шестьдесят лет назад они выглядели совсем иначе…

***

1960-1990 гг.

Впервые вопросом своей ориентации Михаил задался лет в четырнадцать. В это время началось половое созревание, девочки-одноклассницы превращались в девушек, у парней ломался голос, ну и конечно, в голове была только Любовь! Парни начали заглядываться на девчонок, которые в свою очередь начали интересоваться парнями. Но только не Миша. Нет, конечно, отстраненно он мог оценить, насколько красива и мила та или иная девчонка, но вот хотеть с ней держаться за ручки, обниматься и, тьфу-тьфу, целоваться? Ни за что!

Время шло, и Михаил понимал, что что-то не так. Что он отличается от всех. К пятнадцати годам все парни думали или говорили о девочках, кто-то уже начал «дружить», провожая свою зазнобу до дома и таская за нее портфель. А Михаила так никто и не заинтересовал. И если сначала все можно было списать на медленное половое созревание, то, когда он понял, что влюбился в лучшего друга, все стало очевидным.

Михаил был иным: инвертом, голубым, мужеложцем или как правильно говорить, гомосексуалистом. Правда термины он узнал намного позже, поэтому он называл себя «Сломанным». Как сломанный компас, который указывает ему интересоваться не тем полом, которым он должен.

Понять и принять себя задача не из простых, даже если ты обладаешь знаниями. Михаил ими не обладал. В 60-х годах информацию про геев было не найти ни в одной библиотеке, ни в одном журнале – гомосексуальность противоречила коммунистической морали. Разве что была статья уголовного кодекса с описанием наказания за мужеложство. Но она никак не помогала разобраться в себе с точки зрения психологии. Поговорить и обсудить свои странности было не с кем, поэтому Михаил просто решил спрятать все, что не подходило обычным, правильным людям.

Школьный лучший друг так и остался другом: предложить ему подержаться за руки или, боже упаси, поцеловаться, не хватило духу. Да и через год после осознания своей влюбленности Михаил поступил в техникум, где он попытался перекроить себя – стать правильным, стать натуралом. Его привлекательная внешность сыграла ему на руку. Ему не составило труда знакомиться и встречаться с разными девушками. Но как только дело доходило до поцелуев или объятий, его так мутило, что он буквально сбегал. Так было и с высокими, и с низкими, тоненькими и аппетитными, роскошными и скромницами.

Через год бесплодных попыток Михаил вернулся к тому, с чего начал – он отчаянно скрывал свою инаковость, все же надеясь найти такого же, как и он сам. На последнем курсе техникума ему повезло встретить и влюбиться в Ярослава, человека, как оказалось, хоть и закомплексованного, но широких взглядов.

Они были вместе около шести лет, счастливых шести лет. Михаила в то время не заботило, как живут, а точнее выживают другие представители ЛГБТ-сообщества. Главной его задачей было обезопасить Славу и себя от уголовного преследования… то есть тупо не выдать того, что они вместе. Нельзя было