Книга Прекрасная вдова - Дженет Маллани

— Не меня. Матроса по имени Саймон Аллондейл.

— Но ведь это мое имя! — говорит он с таким возмущением, что мне хочется расхохотаться.

Я беру тампон, макаю его в банку с кремом и стираю театральный грим. Мне надо сосредоточиться и решить, что делать дальше.

— Почему ты не написал, что жив?

— После того, как ты столкнул меня с обрыва?

— Это был песчаный карьер.

— Крутой песчаный карьер.

— Согласен, крутой карьер. Достаточно крутой. Я… виноват, Ник. Прости меня. Я сразу же побежал за помощью. Но когда мы вернулись, тебя нигде не было. Мы искали несколько дней…

Я помню это ужасное падение. Когда очнулся, страшно болела голова, один глаз не открывался, он был в крови. Я до смерти испугался, что ослеп. Как дурной сон, вспоминаю, что садился к извозчику на дороге в Ньюкасл. Ошеломленный, пребывая в шоковом состоянии, я не понимал, что делал. Потом, когда у меня украли деньги — практически все, что было в кармане, я доверился веселому общительному моряку, предложившему помощь. И вскоре очутился в трюме корабля с такими же, как я, бедолагами.

С чего же началась тогда эта ссора, переросшая в драку? Я помню, что был вне себя от гнева, когда Саймон полушутя потребовал обращаться к нему «ваша светлость». Разумеется, я наотрез отказался. Спрашиваю у него.

— Ну как же! Это из-за Молли!

— Молли?

— Молли Солтуэйт. После того как ты исчез, она вышла замуж и через пару месяцев родила. Мне казалось, что ребенок был вылитый ты. Я даже хотел, чтобы она назвала его Николасом, но, как выяснилось, это была девочка.

— Постой. Молли? Молли, молочница с огромной грудью? Ты думал, что я…

— Ты сам говорил мне.

— Послушай, Саймон. Мне было шестнадцать. Разумеется, я мог сказать что угодно, лишь бы досадить тебе.

Он глубоко вздыхает:

— Я был так влюблен в нее. Во время дойки коров она как-то по-особенному мяла им вымя и при этом многообещающе подмигивала мне.

— То же самое она проделывала и со мной. Помню, это сводило меня с ума.

— И ты на самом деле не?..

— Ни разу. Как только я видел ее, у меня начинали заплетаться ноги, я имени своего не мог вспомнить.

— О Боже. — Он снова сморкается. — Я так виноват перед тобой. Так где же ты был все это время, Ник? Почему не писал?

Что мне ему ответить? Я наклоняюсь к зеркалу и приглаживаю руками волосы. Он знает, что я просто тяну время, и терпеливо ждет. Его терпимость и сдержанность всегда раздражали меня. Саймон в самом деле хороший порядочный парень. Он не виноват в том, что именно это и приводит меня в бешенство.

— В прошлом месяце умерла старая Руби. Мы похоронили ее вместе с остальными собаками, под конскими каштанами.

— Руби?

— Собака прожила почти пятнадцать лет, Ник.

Я сажусь на стул, обхватываю руками голову и горько плачу. Мне очень жалко собаку, которая так преданно любила меня. Неужели Саймон умышленно заставил меня страдать? Что ж, в этом он стал похож на меня. Неудивительно, ведь мы родственники!

Я плачу о Руби, о себе, о брате, о нашем отце, о Кэролайн.

— Ну-ну, полно, не плачь, — приговаривает Саймон и гладит меня.

Не в силах вынести этого, я отталкиваю его руку:

— Ты настоящий ублюдок, ваша светлость. Бартон мог бы поучиться у меня изысканным манерам.

Он усмехается:

— Да нет, это ты ублюдок. И все же почему ты не писал?

Он протягивает мне платок из тончайшего батиста, с вышитыми в углу вензелем «Т» и короной. Я громко сморкаюсь. Вряд ли он годится для дальнейшего употребления. Мой брат уже пару раз воспользовался им.

— С чего начать, Саймон? В начале я был очень беден и невероятно зол. И еще довольно долго оставался злым, даже тогда, когда уже не был беден. Тебе мне не хотелось писать. Все это время я переписывался с Пикерингом.

— Как? Ты писал моему управляющему, но так ни разу не написал мне?

Я пожимаю плечами:

— Пикеринг всегда нравился мне. Он многому меня научил.

Саймон краснеет.

— Он обязан был рассказать мне.

— Почему?

Я понимаю. Ему хочется сказать, что Пикеринг — его слуга. Он садится рядом на расшатанный стул и убирает воск с оплывшей свечи.

— В последнее время он жалуется на ревматизм, — произносит он совершенно равнодушно. — Собирается оставить работу и поселиться вместе с сестрой.

— Странно, он не писал мне об этом.

Саймон, владелец бесчисленного количества овец и настоящий знаток овечьей шерсти, протягивает руку и трогает рукав моего сюртука.

— Шерсть с шелком? Замечательно. Я рад, что твои дела идут хорошо. Чем ты занимался после того, как… служил на флоте?

— Я много чем занимался. Всего и не расскажешь. Кстати, прими мои поздравления. Пикеринг писал, что ты женился на мисс Джулии Лонгбентон.

Мне не терпится поменять тему разговора.

— У тебя неприятности, Ник?

— Ты прав. У меня неприятности. Я соблазнил даму. Соблазнил и бросил. Я люблю ее! Не хочу, чтобы она подозревала меня в корысти.

— О Боже! — Он хмурит лоб. — Чем я могу тебе помочь, Ник? Кто она? Она здесь?

Рассказываю ему все. Он долго молчит.

— Ты давно вернулся в Англию?

— Три недели назад.

— Значит, тебе неизвестно то, что известно всем. Кэролайн Элмхерст скрывается от кредиторов. У нее ни гроша за душой. Говорят, что она ищет богатого покровителя. Последний любовник, офицер, оставил ее на мели. Всем известно, что она… — мой брат явно пытается выразиться как-то помягче, — весьма несдержанная особа.

Я обескуражен.

— Ее служанка рассказывала моему слуге, что…

— Наверное, она хотела скрыть от тебя эти обстоятельства. Очевидно, она охотится за твоими деньгами.

Такого я себе представить не мог.

— Ты легко отделался, Ник.

— Напротив, это она легко отделалась.

— Ты хочешь сказать, что…

Мой брат сосредоточенно думает. Его всегда было легко обыгрывать в карты. У него всегда была очень выразительная мимика.

— Я был уверен, что она богата. Признаюсь, сначала я думал приударить за ней из-за денег. А потом по-настоящему влюбился. Она считает, что я богат. Но это не так. И вот теперь я разбил ей сердце, оскорбил ее. Не знаю, что делать.

— Какой же ты дурак! — произносит мой брат. — Кто знает о ваших отношениях?

— Мистер и миссис Линсли, миссис Гиббоне и мистер Дарроуби. Быть может, Оттеруэл, но на это мне наплевать…