Книга Гнев Пигмалиона - Ирина Градова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, художник и сам не понимал, насколько важен для той, кому придумал фальшивую биографию – она и в самом деле стала другим человеком! В натуре Наташи не было порочности, что держит закоренелых проституток на панели, даже если они и не находятся в бедственном положении. Конечно, она могла пойти на консервный завод или устроиться уборщицей, но все сложилось так, как сложилось, и у нее есть прошлое, которым вряд ли стоит гордиться! Наташа знала: если когда-нибудь у нее будут дети, она ни за что на свете не расскажет им о своих «похождениях»; она родилась в ту ночь, когда встретила Виктора Арбенина, и именно с того момента теперь будет вести временной отсчет.
Водитель плавно притормозил у дома художника. Обернувшись, Наташа увидела, что веки Виктора опущены, но он не спал: это было понятно по нервному движению глазных яблок и плотно сжатым губам.
– Я помогу тебе выйти, – сказала девушка.
– Я сам, – ответил он и, с трудом выпрямившись на сиденье, толкнул дверцу машины.
Интересно, подумала Наташа, наблюдая за его замедленными движениями, сколько ему понадобится времени, чтобы привыкнуть к ее постоянному присутствию? Не может быть, чтобы у Виктора Арбенина не было женщины!
В ориентации художника она не сомневалась: «профессия» научила Наташу с одного взгляда определять, кто в какой «лиге» играет. Неужели он сам выбрал для себя путь одиночества, или в его жизни произошло нечто, после чего он решил отказаться от близости с кем бы то ни было?
Наташа знала, что бесполезно задавать вопросы – она все равно не дождется ответа, а лишний раз вызывать раздражение Виктора девушка не хотела.
Расплатившись с таксистом, Наташа поспешила вслед за художником. Пристроившись рядом, она вложила свою руку в его горячую ладонь. Он даже не взглянул в ее сторону, но и руку не отнял – вероятно, все же нуждался в сочувствии, хотя и ненавидел собственную слабость.
В фойе, напротив будки консьержки, на диване сидела женщина в темных очках и платке.
– Ну слава богу, Виктор Александрович! – воскликнула консьержка, выбегая из своей будки. – Все в порядке? А тут вот вас ждут…
Незнакомка выпрямилась и дрожащей рукой сняла очки. Наташе показалось, что она уже где-то видела это лицо… Если только можно назвать лицом то, что предстало ее взору: кожа местами приобрела фиолетовый оттенок, разбитые губы казались кровавой раной, а спутанные светлые волосы в беспорядке падали на лоб!
– Ре… гина?! – пробормотал Виктор, вглядываясь в это месиво. – Господи…
Теперь Наташа поняла, что не ошиблась: она видела эту особу на презентации, и тогда та выглядела просто изумительно. Кто мог сотворить такое с молодой, привлекательной женщиной?!
– Витя! – пролепетала Регина, с видимым усилием поднимаясь с дивана. – Мне сказали, ты в больнице…
Наташа открыла было рот, но художник быстро ответил:
– Как видишь, нет… Это он, да?
Регина ничего не сказала, только низко опустила голову.
– Пойдем! – скомандовал Виктор. – Надо привести тебя в порядок!
Как же быстро чужие проблемы вернули Арбенина к жизни: он словно забыл о собственной слабости при виде избитой Регины! Женщина медленно поплелась за ним к лифту. Едва войдя в квартиру, Виктор прямо в пальто прошел в ванную. Наташа помогла Регине раздеться, так как та едва могла двигать руками от невыносимой боли, а затем тоже пошла в ванную, боясь оставлять художника одного даже на несколько минут. Девушка до сих пор не могла забыть утреннего зрелища: пол и раковина все еще в кровавых брызгах, ведь она не успела прибраться, сразу же отправившись в больницу. Виктор сидел на краю ванны. Шкафчик над раковиной был открыт, и Наташа с ужасом увидела, что обе полки заставлены баночками и пузырьками с таблетками.
– Так и будешь ходить за мной, как тень? – спросил художник, однако в его голосе Наташа не услышала обычного раздражения. Возможно, он слишком устал, чтобы злиться.
– Что ты обычно принимаешь? – спросила Наташа. – Может, принести тебе воды?
– Здесь есть кран, если ты не заметила. Я уже принял все, что необходимо… Теперь дай мне несколько минут.
Наташа вышла, но лишь слегка прикрыла за собой дверь: если что, она услышит.
Теперь предстояло заняться несчастной Региной. Она открыла бар и налила женщине полбокала коньяку. Та, с трудом шевеля разбитыми губами, сделала большой глоток и севшим голосом пробормотала:
– Спасибо…
– Не за что, – ответила Наташа. – Кто тебя так?
Регина посмотрела на нее тоскливым взглядом бездомной дворняги, но ничего не ответила.
– Тебе надо переодеться и принять ванну, – вздохнула девушка. – Только, – внезапно спохватилась она, – мне надо там немного… убраться.
Нехорошо будет, если Регина увидит всю эту кровь: у нее появятся вопросы, а художник вряд ли захочет посвящать в свои проблемы кого-то еще! В этот момент в комнату вошел Виктор. Он все еще выглядел бледным, но двигался без видимых усилий.
– Ну? – обратился он к скорчившейся в кресле Регине, и Наташа уловила в голосе художника прежние властные нотки. – Значит, он снова это сделал?
Женщина не пошевелилась. Она выглядела такой несчастной, что у Наташи сжалось сердце. Она знала, каково это, когда большой и сильный мужчина избивает тебя до потери сознания: с ней такое случалось дважды, и оба раза ее выхаживала Афродита. Клиенты встречаются не всегда адекватные, и следовало быть очень осторожной, чтобы не нарваться на такого вот беспредельщика. Но то настоящий сброд, а кто же мог так изуродовать благополучную, состоятельную женщину?
– Мы немедленно едем в травму! – сказал Виктор тоном, не допускающим возражений. – Необходимо зафиксировать побои.
– Погоди, – остановила художника Наташа. – Давай-ка мы с Региной съездим вдвоем, а ты пока… В общем, займись делами. Я вызову машину.
Она видела, что Арбенин не в том состоянии, чтобы куда-то ехать, и догадывалась, что он не желает ставить Регину в известность о своей болезни. Оставался единственный разумный выход – самой сопровождать женщину в травмпункт.
Стоя на балконе, Виктор смотрел вниз, на автомобильную стоянку. Он видел, как из подъезда вышли две девушки, сели в такси и отъехали. Злой ветер обдувал его разгоряченное лицо, но Виктор этого не ощущал: внутри у него все клокотало, гнев и ярость рвались наружу. К ним примешивалось и еще одно чувство, которое он упрямо не желал впускать в свой мозг, но оно настойчиво билось у него в висках, словно