Книга Переписка. Письма митрополита Анастасия И.С. Шмелеву - Антон Владимирович Карташев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Целуем всех, крепко Ваш – восставший как бы из гроба Лазарь – надолго ли222? Ив. Шмелев.
О, какая потребность отдохнуть! Ка-ак устал! Реакция – после мая (целого!) болей, волнений, томлений! Начинаю обрастать мясом, чую.
26. VII. 1934.
Beckbury – Rectory. Shifnal. Shropshire
Дорогой Иван Сергеевич!
От Павлы Полиевктовны из Парижа получил Ваш адрес. Я в глубокой английской провинции на границе Уэльса. Был и в нем. Живу по гостям у английских богословов и священников. От их сытости, покоя, устроенности и культуры заражаюсь здоровьем. Весь этот год мучился бессилием и бесплодностью. Потрясение прошлого лета пережил с мужеством человека, который ко всему готов и ничего не боится. Но… «контузия» осталась. Она хуже ранения. И вот ничего в этом академическом году не мог сделать. Семь статей пролежали в папках. Не двинул ни одну. В июне надо было ехать в Англию с двумя докладами на две конференции223. Хоть от всего отказывайся. Не могу писать. Как тонущий, вытянулся весь, и чего-то там написал. Долг отбыл. Но все-таки это меня взбодрило. Начал верить в себя. А главное – как часто бывает – освежила перемена обстановки. Англия такая глубоко-устроенная, бодрая, играючи-работающая, что заражаешься их молодостью и начинаешь идти в ногу с сильными.
После недельной усталости на конференциях меня направили в их своего рода «дом отдыха» для богословов. Не обманный, а настоящий, с величайшим благородством устроенный. По-нашему – рай. Это личное поместье Гладстона – Hawarden (произносят: «Хáарден»), где он прожил более 50 лет224, близ города Честера (начало Уэльса). Его сын еще живет там в своем замке и парке. По завету Гладстона, большого приверженца англиканской церкви, христианское пастырство должно быть на самой высокой лестнице культуры. Только тогда жизнь устоит. В помощь этому он завещал свою личную библиотеку в 30 000 томов и капитал225. Семья исполнила его волю. И вот теперь в стильном здании, окруженном церковью, садами и парком, живут, постоянно сменяясь, богословы, философы, экономисты, студенты и старые священники и пасторы всех английских исповеданий. Читают, пишут, как всегда и все играют, и отдыхают. Везде во всем – Гладстон: в памятнике, в его книжных реликвиях, портретах. В библиотеке его студенческие книги (20-х гг. XIX в.): «Илиада» по-гречески, вся по полям испещренная примечаниями. На старости он перечитал ее в 30-й раз226!! Вот она, культурища-то! Я так вдохновился, что сгоряча написал даже две статьи, чего давно со мной не бывало. Обрадовался и тому, что прошиб темную дебрь разговорного английского языка. Чего-то начал понимать в их каше и как-то начал сам слагать пятипудовые фразы. А то ведь курьез: с лета 1896 г. я как-то читаю по-английски, свое специально-богословское. Но до сих пор не было случая поучиться практически. На старости лет (на днях «стукнуло» 59!!) уже мозг не тот и жадность памяти не та!
Но всего вообще не расскажешь…
По-видимому, уже 29-го меня перебросят в Оксфорд. Оттуда сообщу Вам адрес. Хотел бы проучиться в Англии до сентября. Может быть, и Павла Полиевктовна ко мне подъедет в Оксфорд недельки на три. Это – наша мечта. Но, пока еще много на пути препятствий…
Не говорю уже о мировом безумии…
Просто желаю Вам и Ольге Александровне послать привет и пожелание выздоровления и бодрости. Мы должны пережить всех «Литвиновых», «Сталиных», Хитлеров и даже Думергов и Макдональдов227. И, даст Бог, еще переживем! Вот как расхрабрился!
Целую. Сердечно Ваш – А. Карташев
4. VIII. 34 г.
«La Jaure» (жор!!!), Allemont (в-ходи в гору!)
(Isère (и очень даже!), вольный остров с немецкого)
Здравствуйте, дорогой Антон Володимирович! – англичанин Вы эдакий, йоркширско-беркширско-уэльско-честерский! Кушаете сыр (честер!!), ветчину (йоркширскую), масло (беркширское), яйца (гемпширские!), бруснику (экосезскую), пьете портер – ланкаширский, запиваете виски (уйски!) йорским и созерцаете богословско-философское благо-житие! И даже соприкоснулись оному. Возвращайтесь домой, когда исполнятся сроки, с парой окорочков (и своих, и благоприобретенных, «для настольного употребления») и с душой полной. А мы будем слушать и наслаждаться беседой. Как всегда, Ваше письмо – оплодотворено́, что в наше дико́е время редкость-радость: редко, кто умеет писать письма с «икрой» и с игрой. Чудесно! Молодцы «гладстонские» пенсионеры! Только вот – сытое брюхо к… стенаньям глухо. После 4 хороших лёнчей там и, как их, – дубль-лёнчей и всяческих repas, после мягких (английских) кресел, гольфов и всяких «болл»ов… – ну, как, ка-а-к они могут быть не глухи?! Разве и «неглухота» – как оздоровляющий спорт? Гладстон, да, умел смаковать жизнь (тонко, ишь ведь, 30 раз «Илиаду» прочитал!), верил в идеалы (и имел пуховые одеяла) и был, вообще, идеалистом, хоть и не сюсюкающим. Но… «как хороши, как свежи были ро-зы!»228 (тьфу, па-чу-ли, сколько тут скверной парфюмерии, в этих тургеневских, как и он – фальшивых «розах»). Слава Богу, прошли эти розы, от которых – все нынешние шипы и на-во-зы! (Человечьи). Эти пережитки «барства», эти сытые «богословы» всегда мне были противны, своей чистой и сытой, благолепной благочестивостью (как надушенный носовой платок), как и добрые дамы из рождественских рассказов (тоже английского производства): «стой, кучер (в метель находит на дороге младенца), я сейчас его усыновлю!» Тут много от мелкой арифметики, от «виблии» в лакированном переплете, от «благовоспитанности», глицеринового мыла и «чисто выбритых щек», цвета йоркширского поросенка. Мне куда больше по сердцу простота бедности на-ших сельских батюшек, не говоря уже о «сергиях». Нет, духовенство не должно иметь даже единого мягкого стула (не в собственном смысле). Все это бутафория и – мертвое. Но я рад, что все это есть у англичан, и Вы можете отдохнуть, «на ус мотая». Хорошо, что дает это Вам допингʹу. Это все «буржуазия церковная», – от нее душе, как мертвому греку – пиявка, сиречь – выкуси. Набирайтесь же сил и впечатлений! «Поправок».
А мы – в горах – чудеса Божии! Никогда еще (за эти 11 лет заграничного «сиденья») я не испытывал такой легкости и душевного равновесия. Пока здоров, болей не было, пока. Держусь нестрогой диеты, но – держусь. Хожу – по 12 километров по горам. Хочу писать и пишу