Книга История Северной Африки (Тунис, Алжир, Марокко). Том 1. С древнейших времен до арабского завоевания (647 год) - Шарль-Андре Жюльен

отца Гайи, служивших оправданием его непрерывным территориальным притязаниям. Начиная с 193 года до н. э. Масинисса отрывал от Карфагена кусок за куском.

Римляне делали вид, что не слышат воплей жертвы, но при малейшем проявлении сопротивления с ее стороны поднимали голос в защиту попранного договора. Эти непреклонные юристы проявляли ненависть лавочника, для которого все средства хороши, лишь бы устранить конкурента.

Когда возникал спор, Масинисса предпочитал не оправдываться, а обвинять Карфаген в нарушениях договора, о чем он ради маскировки собственных действий непрестанно доносил в сенат. Так, в 174 году до н. э., накануне третьей Македонской войны, он сообщил сенату о секретных переговорах Карфагена с царем Персеем и использовал это обстоятельство для захвата 70 пунических городов и укрепленных пунктов. Карфаген выразил решительный протест и потребовал ценою новых жертв гарантии своих постоянных границ. Сенат, опасавшийся, как бы Карфаген не заключил союза с царем Македонии, поклялся всеми великими богами, что не потерпит отторжения от Карфагена его владений, но оставил нумидийцу прежнюю свободу действий.

В 162 году до н. э. Масинисса остановил свой выбор на плодородных землях Эмпорий («торговых площадей»), или области Сиртов. По свидетельству самого Тита Ливия, римские послы, проводившие расследование, умудрились узаконить эти захваты.

Девять лет спустя настал черед Дахлы (Campi Magni), плодородные земли которой уже давно прельщали агеллида. В данном случае трудно было найти оправдание. Катон и остальные комиссары, ведшие расследование, неторопливой поступью сенаторов прибыли к месту происшествия, дабы засвидетельствовать, что уже слишком поздно противодействовать оккупации (153 год до н. э.). Они заметили, однако, что удары разъярили зверя и он готов оскалить клыки.

Сопротивление Масиниссе. Масинисса заручился приверженцами даже в самом Карфагене. Но с приближением опасности чувство независимости и инстинкт самозащиты карфагенян обострились. Народ заставил своих вождей — Гамилькара Самнийского и Карталона изгнать подозрительных лиц, и с 154 года до н. э. город начал вооружаться. Эти тайные приготовления не могли пройти мимо внимания римских послов, прибывших в 153 году до и. э. Катон потребовал в качестве репрессий разрушить Карфаген, но партия Сципиона Насики добилась того, чго Карфагену навязали только контрольную комиссию. В сенате отчетливо выявилась тенденция рассматривать нарушения договора как casus belli.

Тем временем в Берберии события развивались своим чередом. Карфагенская дипломатия стремилась создать осложнение для Масиниссы на границе с Мавританией, а Карталон объезжал Нумидию, призывая ливийцев к восстанию. Двое вождей берберов перешли к неприятелю. Теперь Карфаген располагал, наконец, армией в 50 тысяч человек. Несмотря на то, что агеллиду в ту пору уже исполнилось 88 лет, он сам, верхом на коне, повел нумидийцев в бой и одержал победу (150 год до н. э.). Римское посольство было готово вмешаться в случае успеха Карфагена. Согласно преданию. Сципион Эмилиан, прибывший в Африку за слонами, с вершины холма бесстрастно наблюдал за ходом сражения.

Карфаген был вынужден отказаться от Campi Magni и дать обязательство уплатить в течение пятидесяти лет контрибуцию в пять тысяч талантов. Это означало не только неудачу его попытки дать отпор Масиниссе, но и утрату всякой надежды на экономическое и политическое возвышение. И вот тогда Рим решил прикончить его, нанеся последний удар.

Смертный приговор Карфагену. Масинисса рассчитывал на аннексию пунической метрополии в качестве вознаграждения за многолетнюю верность римлянам. Но сенат опасался, как бы в один прекрасный день из массилского корня не вырос второй Ганнибал, способный превратить Карфаген в базу для новой войны против Рима. Будучи предоставлен самому себе, Карфаген неизбежно попал бы в руки агеллида. Ему оставалось быть нумидийским или не быть вообще. Сенат решил уничтожить Карфаген, но постарался при этом замаскировать свои интересы «юридическими увертками» (Ш. Сомань), которые, по его мнению, могли бы служить ему оправданием.

Карфаген почуял опасность. Он вынес смертный приговор инициаторам войны и попросил Рим сообщить свои пожелания. Сенат не ответил. Однако он приказал консулам переправиться с четырьмя легионами, четырьмя тысячами всадников и 50 пятипалубными судами в Утику, которая сдалась на милость победителя. По размерам войска Карфаген понял, что ему угрожает. Он согласился принять любые условия и, надеясь предотвратить карательную экспедицию, выдал 300 молодых заложников из знатных семей. Это, однако, не помешало римской армии высадиться в Утике и занять Castra Cornelia.

Прежде чем сообщить условия Рима, консулы потребовали выдать им 200 тысяч боевых доспехов, 2 тысячи катапульт и привести суда, которые они сожгли. Только сочтя, что всякая опасность устранена, они, наконец, объявили приговор сената. Карфагеняне должны были покинуть родной город и выстроить новый на расстоянии 15 километров от берега моря. Им предоставлялся выбор места и гарантировалась неприкосновенность храмов и кладбищ. Лицемерие, с которым навязывались эти обязательства народу моряков, придавало жестокости римлян еще более гнусный характер.

Борьба за жизнь. Послы пунийцев, потрясенные решением сената, опасались мятежа. Но случилось нечто худшее. Приговоренный к смерти, город решил дорого продать свою жизнь. На протяжении трех лет он, подобно затравленному зверю, сопротивлялся преследователям с упорством, не предусмотренным планами сената. Когда римская армия подошла к Карфагену, городские ворота оказались запертыми, а крепостные стены усеянными метательными снарядами. Консулы приняли этот взрыв отчаяния всего лишь за дурное настроение. Они предложили заключить на тридцать дней перемирие, чтобы дать страстям улечься.

Город тем временем был охвачен порывом героизма и самопожертвования. Борьба велась не только за материальные интересы, но и за идею. Были мобилизованы все ресурсы. По преданию, женщины даже жертвовали своими волосами, из которых плели веревки для катапульт. Ежедневно изготовлялось 140 щитов, 300 мечей, 500 пик и тысяча стрел для катапульт. Но самое главное — это народ, который поднялся против сенаторов и взял дело национальной обороны в свои руки.

Когда консулы поняли, что дело принимает дурной оборот, они обратились было к Масиниссе, который был недоволен Римом, но затем решили действовать самостоятельно. Один из них предпринял неудачную попытку засыпать рвы перешейка, второй штурмовал крепостные стены, возвышавшиеся над Тунисским озером, но столь же безуспешно. Они заручились, однако, союзом с Гадруметом (Сусом), Тапсом (Рас-Димас, к северу от Махдии), Малым Лептисом (Лемтой) и Ахуллой (Ботрия), но Гиппон-Диаррит (Бизерта), Клупея (Келибия) и Неаполь (Набёль) остались на стороне Карфагена.

К этому времени Гасдрубал — полководец, разбитый Масиниссой в 150 году до н. э., занял холм Неферис (в 30 км к юго-востоку от Карфагена), контролирующий дорогу на Малый Сирт, а конница Фамея не давала покоя римской армии. Консулы направили военного трибуна Сципиона Эмилиана к Масиниссе с новыми просьбами о помощи. Но к моменту его прибытия Масинисса умер (148 год до н. э.). Сципион Эмилиан узнал, что он доверил