Книга А «Скорая» уже едет - Константин Шох
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, с Красногвардейской. Там вены порезали.
– Бывает, – проклятый туфель все никак не хочет налазить. Блин, да это же не с той ноги!
– БРИГАДЕ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ НА ВЫЗОВ…
– Опять, – вздохнула Алина. – Она аж охрипла, бедная.
– … ЛЬДШЕР ВЕРТИНСКИЙ, ОДИН – ЧЕТЫРЕ, ЧЕТЫРНАДЦАТЬ!! КТО-НИБУДЬ, РАЗБУДИТЕ ЧЕТЫРНАДЦАТУЮ!
Мы дружно фыркаем. Днем диспетчера на постах сидят втроем, ночью они дежурят по четыре часа каждый, пока остальные двое спят. Идти наверх в комнаты будить бригады нельзя, потому что все четыре линии «03» останутся без присмотра. Да и не захотят «свиноматки» отрывать зад от кресла.
– Офелия Михайловна!
– Э?
– Нас позвали.
– Встаю.
Ага, так я и поверил. Если не контролировать процесс, она вставать может целый час.
Алина с интересом смотрит на меня, тормошащего спящего врача.
– Офелия Михайловна!
– Встаю, отстань!!
– Вызов у нас!
– Уйди к черту!! Сейчас встану!
Я натягиваю поданную Алиной куртку, наблюдая за Офелией. Она сымитировала попытку встать, но итогом был переворот на другой бок и звучный храп.
– Так всегда?
– Конечно, – фыркнул я. – Господи, за что мне это мучение? Офелия Михайловна!
Когда мы шли к диспетчерской, то уже были с Михайловной злейшими врагами. Алина, помахав рукой, пошла спать в свою бригаду, а я, потягиваясь, пошлепал вниз.
Повод к вызову – «Тополян, 67 л., ж. парализовало». Чудный повод. Адрес еще чуднее – «с. Козловка, ул. Кавказская, 26». Для непосвященного, не бывавшего в этой долбанной Козловке, все покажется нормальным. Вот эта улица, вот этот дом, что не так-то? А на деле, по улице Кавказской стоят всего десять домов, имеющих номера от 1 до 10. Все остальное – спонтанно пристроенные частные домовладения, расположенные на горном склоне как Бог на душу положил. А положил он, судя по всему, капитально, как говорят, с прибором. Гора, на которой расположена Козловка, высотой где-то с километр, между домами тянутся узкие улочки, бетонированные только в местах въезда в ворота очередного дома, без намека на логику и упорядоченность нумерации. Искомый дом № 26 вполне может оказаться стоящим чуть выше № 37. Или чуть ниже № 11. Несть числа примеров, когда бригада, никем не встреченная, до сорока минут разъезжала по глинистым проулкам, разыскивая адрес.
Нас, судя по всему, ожидает то же самое – никакого упоминания о том, что нас будут встречать, не было ни в карте вызова, ни у выдавшего ее диспетчера.
На улице царит жуткая предутренняя холодина. Тучи над головой сменили аспидный цвет на грязно-серый, говорящий о том, что где-то за горами и мглистым небом просыпается солнце. С неба сочится мерзкая морось, холодный ветер порывами носится по станционному двору, вьюном проскальзывая между озябшими санитарными машинами. Самое рабочее настроение просыпается в такой момент. Я открываю дверь «ГАЗели», разбудив ее скрежетом спящего в кабине Гену. В салоне еще холоднее, чем на улице, промерзшее железо усиливает уличную стужу. Кабину перед сном Генка нагрел, салон, разумеется, не удосужился. Сволочь. Вот они, наши профессиональные простатиты, аднекситы, гломерулонефриты и прочие милые заболевания мочеполовой системы, связанные с переохлаждением. Пока машина согреется до того, чтобы включить печку, мы уже приедем на место вызова.
– Гена, ты умрешь в жутких мучениях, – обещаю я, открывая окошко в переборке.
Ответ Гена, несомненно, удивил бы проктолога, гинеколога и невропатолога разом оригинальностью взглядов на специфику моего организма в этих трех сферах деятельности. Пока мы катили по мокрой улице, все перебранивались. В принципе – беззлобно, только чтобы убить время и отвлечь свои мысли от вечной мерзлоты в машине и вокруг. Офелия дремала, уткнув нос в воротник куртки.
Съезд с основной трассы в маленький овражек, поворот мимо большого перекореженного дуба с жестяной вывеской «Жаренные паросята» и останками какой-то грузовой машины рядом, небольшой мостик через ручей – и, здравствуй, село Козловка. Оно не здоровается в ответ, так как время сейчас неподходящее. Из электрического освещения имеются только редкие фонари во дворах. Машина, ревя двигателем, вползает на грунтовую дорогу, посыпанную щебнем, местами частично бетонированную, а местами напоминающее Бородинское поле после известного русско-французского международного форума 1812 года.
– Мерзкое место, – ежусь я. – Гена, печка!
– Пшел в задницу! Машина еще холодная!
Я просовываю руку в окошко и запихиваю ее водителю за шиворот. Офелия с негодованием просыпается от Генкиного вопля. Да, температура моих конечностей не сильно отличается от уличной.
– Это я уже холодный, ты, член обезьяний! Включи, какая бы она ни была!
– Я тебе щас…
– За дорогой следи! – цыкает на нас врач. – А ты угомонись, снеговик хренов!
Машина с трудом пробирается по отвратительной дороге. Нет здесь, как я говорил, ни нумерации домов, ни указателей. И, разумеется, встречающих – тоже. Предполагается, что водители, равно как диспетчера, «Скорой помощи» должны знать все адреса в городе и в стране. Даже те, которые официально не существуют, как большая половина построенных здесь сооружений. «Встречайте бригаду», – говорят диспетчера вызывающим, а толку никакого.
– Ой… епст!! – «ГАЗель» нырнула в такой ухаб, что у всех троих лязгнули зубы. Под днищем раздался резкий скрежет.
– Абзац ходовой, – горестно шепчет Гена. – И картер, кажется, того.
Ревя двигателем и булькая выхлопной трубой, машина кое-как выбирается из залитой дождевой водой канавы.
– Все, – решает водитель. – Дальше не поеду, хоть режьте. Там дальше вообще дороги нет, колдобины одни.
Самое обидное, что не врет. Дальше, насколько доступно обзору освещенное фарами машины пространство, вообще имеет место лунный ландшафт вместо грунта. С соответствующих размеров кратерами, наполненными грязной дождевой водой.
Господи, как на улице холодно! Я, кряхтя, выбираюсь из салона, как следует хлопаю дверью, подаю руку тяжело ворочающейся Офелии. Мы, взявшись за руки, как две сиротки, бредем по израненной улочке вперед. Ледяной ветер ухитряется забираться даже в штанины форменных брюк, делая кожу на ногах гусиной. О чем вы думаете, люди, вызывая нас в такую погоду и в такое время? Готов поклясться самым дорогим – еще непропитой печенью и бескаменными пока почками – что ухудшение состояния этой больной, к которой мы сейчас ползем, наступило не полчаса назад и даже не сегодня. Просто, как оно обычно бывает, тянули родные и близкие кота за причиндалы, надеясь на авось, а, дотянув – вызвали. Делов-то всего – две цифры набрать. И плевать им, сидящим дома, в тепле, на мерзнущих мокрых медиков, ковыляющих по лужам и кустам. У-ууу, суки…
Останавливаемся, тяжело дыша. Прошли уже, как минимум, с полкилометра, адрес не нашли. Да и нет их, адресов. Дома, возвышающиеся за глухими каменными заборами, по обе стороны подобия дороги, словно крепости, ощетинились колючими изгородями и гавкающими собачьими пастями. Помню, Серега, когда