Книга Импрессионисты: до и после - Игорь Викторович Долгополов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А знаете, мадам Жину, ваш портрет будет висеть в Париже, в музее Лувра».
Зря Поль Гоген подшучивал, ведь он был очень близок к истине.
Как-то они блуждали по пустынным золотым осенним садам.
Присели отдохнуть.
Солнце, тишина, багряные листья – все располагало к отдыху, беседе. Вдруг послышался крик кукушки.
Глаза Гогена сверкнули.
«Это моя птица. Я буду считать года».
Кукушка кричала долго, Поль сбился со счета… Птица умолкла.
Ван Гог сидел бледный, молчал. Гоген, огромный, тяжеловесный, опустил свою могучую руку на тощее плечо Винсента.
– Не хандри, – промолвил Гоген, – сейчас кукушка насчитает тебе сто лет жизни.
И… о чудо! Раздался крик птицы.
Лицо Ван Гога стало багровым…
«Ку-ку, ку-ку» – повисло в тишине короткое пение кукушки.
– Два года, два года, – твердил Ван Гог, глядя в землю.
– Пустые суеверия, – шутил Гоген.
С этого дня жизнь будто пошла наискосок. Вроде все было по-старому. Днем писали, вечером посещали кафе, пили абсент, заходили в иные места. Но та тончайшая нить, которая связывала друзей, была натянута до предела.
Гоген давил на Ван Гога.
Тот пробовал «писать от себя», но все было не то. Винсент – истинный сын природы, вся его страсть уходила на постижение ее тайн.
Гоген жил в выстроенном дворце эгоцентризма…Они были разные люди.
Великие.
Но непохожие.
Пропасть росла…
«Арль – самая жалкая дыра на юге», – заявил Гоген. Винсент возмутился. Смолчал. Тетива ссоры натягивалась. Споры по любым пустякам участились. Особенно неладно было с художественным кредо каждого – они были абсолютно полярны. И не было в мире клея, чтобы скрепить их дружбу.
«Атмосфера во время наших споров наэлектризована до предела», – признается брату Винсент.
Гоген решил уехать… Ван Гог неожиданно бросается на него с бритвой, Гоген останавливает его магнетическим взглядом «человека с Марса».
А сам Ван Гог? Он убегает домой и в неистовстве отрезает себе бритвой ухо.
Кровь… Врачи. Полиция. Ван Гог в больнице…
«Буйное помешательство», – гласил диагноз.
Примчался Тео. Казалось, что это финал.
Нет, впереди у него еще был год. Так нагадала кукушка.
Год страданий и счастья…
Через десять дней Ван Гог был уже вменяем, но очень слаб.
Вскоре, уже из дома, он пишет Тео:
«Прошу тебя, решительно выкинь из головы твою грустную поездку и мою болезнь…»
«Прости меня» – звучит в этом трогательном письме. Художник вновь обретает силу. Он пишет натюрморты, автопортреты, пейзажи.
«Все к лучшему в этом лучшем из миров, как можно в этом сомневаться?» – заявляет Ван Гог. – Мне так хочется работать, что я поражен, – как бы подтверждает слова старика Панглоса сам Винсент.
Но не будем наивны.
С этого мига художник создает еще не один шедевр. Но будет это сделано в промежутках между мраком и светом.
Вскоре в Арль приезжает Синьяк, он видит перед собой здорового человека, «рассуждающего совершенно разумно». Оба художника вошли в запертую мастерскую.
Со стен на изумленного Синьяка глядели невиданные по силе, чистоте, энергии полотна. Десятки бесценных картин.
Влага застлала глаза Поля Синьяка.
Он отвернулся.
За окнами мастерской мальчишки прилипли к стеклам.
Что будет? Почему так тихо?..
Синьяк уехал…
В. Ван Гог. Арлезианка 1888–1889. Музей Метрополитен, Нью-Йорк
В. Ван Гог. Красные виноградники в Арле 1888. Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, Москва
Ван Гог пишет Тео: «На трухлявом и подточенном фундаменте прошлого мне уже никогда не построить величавого здания». Несчастный мастер не предполагал, что он уже успел создать не просто величавое здание, а могучую пирамиду новаций, и только время определит меру его подвига. Винсент страдает. Беспричинная страшная тоска, а иногда «чувство пустоты и усталости в мозгу». Самое зловещее в его положении – это прозрачная ясность краха его столь тщательно разработанного пути к истине. И в этом – самая страшная трагедия. «Мне далеко не весело, но стараюсь не разучиться шутить и всячески избегаю того, что пахнет мученичеством и героизмом, – словом, стараюсь не смотреть мрачно на мрачные вещи». Он покидает Арль.
«Звездный скиталец» Ван Гог обретает одно из своих последних пристанищ – лечебницу Сен-Поль в окрестностях Сен-Реми.
Запущенный парк, заглохший и заросший сорняками, приютил художника с мольбертом. Он пишет в нем ирисы, стволы деревьев, плющ. Пройдет время, и его уже пустят писать «на волю», за ограду.
Июньская мягкая погода успокоит Винсента, и он снова создаст пейзажи – серебристые оливковые деревья, темно-зеленые, почти черные кипарисы, летящие облака…
Его холсты – сама динамика.
Линии, силуэты будто приведены таинственной силой в волнообразное ритмичное движение.
Он бесконечно одинок, просит брата прислать ему томик Шекспира, зачитывается им допоздна. Долго не спит. Пишет брату, что нашел у великого англичанина «ту щемящую душу нежность, то приближение к сверхчеловеческому откровению, которое из художников умел передать едва ли не один только Рембрандт».
Прочтите эти строки. Как далек их автор от безумия!
«Автопортрет». Последний из многих…На пороге бессмертия. Страшен вопрошающий взгляд. Изможденное лицо голландского крестьянина, гордого и спокойного перед лицом непокоримой беды. Он был не раз там, за чертой добра и зла, когда каждое мгновение сегодня может быть последним. Губы сомкнуты. Жуткие морщины раздумий избороздили крутой лоб.
Будто адский вихрь закрутил мазки фона, складки больничной одежды.
Вглядываясь в этот холст, еще раз убеждаешься в традиционности школы Ван Гога, в основательности его конструктивных начал, в пластичности его видения.
Новь картины – в невиданной экспрессии, в психологическом раскрытии самых глубин человеческого «я».
Судьба расставила силки.
Капкан готов захлопнуться, но художник смело глядит в лицо року.
Пусть огни преисподней уже обжигают лицо, пусть его часы сочтены, но он живет и творит!
Летят, мчатся последние дни.
И в этом буревом движении возникают новые и новые полотна Ван Гога.
На самом закате жизни приходят добрые вести. Художника похвалили в голландской печати, пригласили участвовать в выставке «Двенадцати». Но живописца это мало волнует, он трепетно и тревожно вслушивается в собственное состояние, ни на миг не забывая, что зев бездны раскрыт.
В. Ван Гог. Прогулка заключенных. 1890. Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, Москва
И все же Ван Гог копирует Делакруа и Милле, пишет, пишет… Он знает: пока у него в руках палитра и кисти – он здоров!
1890 год. Это заключительный акт великой драмы – жизни Ван Гога. В феврале у Тео рождается дочь. В тот
