Книга Банда беспалых - Николай Иванович Леонов

постели и ласковым голосом спросил:

– Потерялся, милок?

Аластар не ответил. Старичок поднялся с топчана, прошел к выходу, выглянул наружу и снова обратился к незнакомцу:

– Ты в монастырь шел, мил-человек? Если да, то промахнулся маленько. Там метрах в двухстах тропинка есть, по ней идти следовало. – Страха в голосе старика слышно не было, только любопытство. – Или монастырь тебе неинтересен? Ночевать негде, так оставайся у меня. Я один здесь обитаю, сам дом построил. Не дворец, конечно, но жить можно. Зимой, ясно дело, не поживешь, а летом прям как на даче. Тут тебе и рыбалка, и купание. С монастыря люди идут, какую-никакую копеечку подадут. Ты чего молчишь-то, немой, что ли?

Аластар и на этот вопрос не ответил, а старик вдруг испугался, увидев, как из кустов выдвигается фигура второго гостя. Плечи широченные, ручищи огромные, одно слово – амбал. «Только не тушуйся, – мысленно произнес он. – Страх – помощник никудышный. Делай вид, что рад встрече, а сам пути к отступлению готовь». Но додумать свою мысль старик не успел. Заметив, как амбал достает из-за пояса нож, он понял, что гости пришли не с добром, с завидной прытью, не свойственной его возрасту, отскочил в сторону, перепрыгнул через поваленное дерево и бросился бежать вверх по склону к монастырской стене.

– Черт, ты его спугнул! – сорвалось с губ Аластара проклятье. – Убери нож.

– Да какая разница? – возразил Умет. – Все равно ему помирать, а больше здесь никого нет, – и, перемахнув через дерево, помчался за стариком.

Аластару ничего другого не оставалось, как последовать за Уметом. Про себя он продолжал материться, ругая Умета за поспешность, себя за беспечность и весь мир – за подлость. Старик успел подняться по склону до самого верха, когда Умет его нагнал. Сильным ударом он сшиб старика с ног, тот упал и кубарем покатился вниз.

Аластар застонал. Старик катился слишком далеко от него, чтобы он мог остановить движение, и слишком быстро, чтобы остановиться самому. Еще пару метров, и он свалится в реку. Умет бежал следом. Он был ближе к старику и при определенной доле везения сумел бы предотвратить падение, если бы понимал, чем закончится полет старика. Но он, похоже, вообще ничего не соображал. Бежал следом за стариком, точно за футбольным мячом, и норовил, поддав ногой, придать скорости.

Крикнуть, чтобы подсказать Умету, что следует делать, Аластар не мог. Монастырь находился слишком близко, а звук по воде разлетается далеко по округе. Привлекать внимание сейчас было совершенно неуместно, поэтому Аластару оставалось только наблюдать за ними и ждать, чем вся эта комедия закончится.

Старик плюхнулся-таки в воду, подняв фонтан брызг метра на полтора. Умет сумел затормозить на самом краю и теперь смотрел, как старик идет ко дну. На лице Умета Аластар прочитал торжество, и это его взбесило. Как так? Почему? Как он посмел радоваться тому, что его, Аластара, план полетел ко всем чертям?

– Ну, нет! Так легко ты не отделаешься, – глухо прорычал он. – Ты его убьешь, сукин сын! Единолично убьешь! – И бросился в воду.

Вода оказалась холодной, внутри у него все сжалось, кожа покрылась мурашками, но он продолжал плыть. Через несколько минут доплыв до места, где тонул старик, Аластар нырнул. Глубина реки в этом месте не превышала двух метров, и это сыграло ему на руку. Старика он нащупал без труда, схватил за волосы, потащил вверх, а потом дотолкал тело до берега, где уже суетился Умет.

– Давай сюда, я помогу. – Умет перехватил тело, подтянул на берег, проволок пару метров и вернулся к воде. – Держи руку, – предложил он Аластару. – Тут берег крутой, сам не вылезешь.

Аластар бросил на него такой взгляд, что у Умета мурашки по коже поползли. «Теперь и я приговорен, – подумал он, но мысль эта вместо паники принесла облегчение. – Вот и хорошо, значит, скоро все закончится». Вылезти на берег он Аластару все же помог. Как только лидер оказался на земле, он тут же отвесил Умету звонкую пощечину и коротко приказал:

– К старику! Делай, что хочешь, но чтобы он очухался через две минуты.

Умет поплелся к телу старика. Тот едва заметно дышал. Он начал стаскивать со старика мокрую одежду, затем снял с себя спортивную кофту и принялся растирать ею тело старика. Тот чуть слышно застонал. «Очухался, – понял Умет. – Эх, старик, не знаешь ты, от какой участи я тебя спасти пытался». Он и правда пытался. Когда вышел из леса и увидел Аластара, стоявшего в двух шагах от тщедушного старика, в голове что-то щелкнуло. Непреодолимое желание сделать так, чтобы старик исчез, испарился, чтобы некого стало убивать, буквально разрывало голову. Тогда он и вытащил нож, хоть и знал, что действует поспешно, что спугнет жертву и все может рухнуть. Понимал он, что за такие проделки Аластар его не пощадит, но поступить иначе он уже не мог.

Аластар стоял чуть поодаль. Он отжимал одежду, наблюдал за Уметом и стариком и размышлял. Случайно ли Умет совершил ошибку, присущую новичку – не подумав, достал нож до того, как жертва оказалась на расстоянии удара? Или же он сделал это намеренно? Нечаянно ли повалил старика, отправив в долгое путешествие под горку, или же это намеренный саботаж? Ответ не приходил. Могло быть и то, и другое. Теперь Аластар ни в чем не был уверен. Ни в чем и ни в ком, даже в себе.

Умет бросил заниматься стариком, прикрыл его нагое тело своей кофтой и подошел к Аластару:

– Слушай, я облажался. Башка третий день раскалывается, сплю на ходу. Прости, Аластар, я исправлюсь.

Это он произнес напрасно. Аластар только и ждал, когда тот станет извиняться. Не обращая внимания на то, что из одежды на нем остались только трусы, Аластар выпрямился во весь рост, высоко поднял голову и надменно произнес:

– Ты верно все понял. Исправляться придется. Исправляться и исправлять. – Последнее слово он подчеркнул особо. – Уверен, ты знаешь, что делать.

Умет отшатнулся. Он понял, какое наказание придумал для него Аластар. Чего-то подобного он и ждал, но когда услышал приговор, произнесенный вслух, все равно растерялся. Слишком он казался суровым, даже жестоким. В конце концов, Умет был с Аластаром восемь лет и ни разу за это время не накосячил так, чтобы заслужить наказание. Неужели это не считается? Восемь лет верной и преданной службы не считается? Умет хотел задать вопрос вслух, но надменное выражение лица лидера его остановило. «Не унижайся, пощады не будет, – сам себя остановил он. – Только больший гнев на себя навлечешь».

– Ты ждешь каких-то особенных