Книга Мерперт Н.Я. Из прошлого: далекого и близкого. Мемуары археолога - Николай Яковлевич Мерперт

профессора А.В. Арциховского, уехавшего в эвакуацию в Ашхабад вместе со всем университетом. Я уже упоминал о решении руководства страны воссоздать университет в Москве, вопреки тяжелому положению на фронте. Решении абсолютно правильном... Заведующим кафедрой археологии в Москве стал профессор В.А. Городцов. В целом же процесс создания параллельной группы превосходных профессоров МГУ, в том числе и истфака, достоин особого рассказа, потому что собирали буквально с бору по сосенке, эвакуированы были все: и студенты, и профессора, и преподаватели МИФЛИ, который был слит с университетом... Но здесь не место для подробного рассмотрения этого процесса.

Поэтому Киселев мне как полевому работнику цены не знал. Это был очень отважный поступок с его стороны. И прямо на улице он резюмировал: «Не ангажированы? Отлично! Вы про Монголию слышали?» Надо сказать, что тогда было заключено соглашение между Монголией и Советским Союзом о помощи последнего в создании шеститомной истории монгольского народа. Договорились встретиться вечером у Киселева. По поводу Монголии у него была своя теория: «Никто не верит, что у монголов были города, монгол должен быть обязательно верхом и должен кочевать. Были кочевья, становища, но города... А я уверен, что города были. Закономерная ступень в истории человеческого общества, и почему она должна миновать Монголию, я никогда не понимал. Впрочем, я недавно был в Монголии и в этом убедился. Страна непочатых возможностей. Там если и были археологические исследования, то палеолита. Копали американцы. Времени прошло много, я уж и палеолитчик, копал в южной Монголии. Ни средневековые древности, ни более поздние, ни все перипетии, связанные с гигантской империей, в своей время завоевавшей чуть ли не половину мира, археологически были не тронуты».

Киселев объездил всю Монголию. Был везде. Осмотрел все памятники. Основной музей был в Улан-Баторе. Я даже не знаю, были ли музеи хоть в одном другом городе, а определенные хранилища у частных лиц и в государственных учреждениях были не систематизированы, но очень ограниченно картографированы и представляли собой большое белое пятно. Киселев буквально наскреб там разновременные материалы, большей частью очень ограниченные, но убедился в безусловной перспективности больших работ в Монголии. Все это он мне рассказывал в один памятный вечер. «Вот, — говорит, — и будем мы пионерами. И начнем со столицы Чингисхана, города Каракорума. Он фактически археологически не тронут, очень велик, сохранились его описания XIII в., времени создания города и двух-трех веков, последовавших за ним. Есть описание, созданное двумя европейцами, присланными один Папой — римлянин Плано Карпини, другой — французским королем — Вильгельм Рубрук, описания подробные. Им не верят. Вот видите, выписка из энциклопедии Americana 30-х годов: «Каракорум — тюркское Харахарии — легендарный город в Центральной Азии». Какой легендарный? Короче говоря, готовьтесь. Это будут очень длительные сезоны, речь пойдет о годах».

Выслушав все это, я, конечно, очень заинтересовался, вообще считалось, да и вошло в научную литературу, что русские археологи никогда не вели работ за границей. Но, по-моему, следовало тенденции, согласно которой до 1917 года вообще не было русского вклада в мировую археологическую науку. Потом это оказалось откровенной клеветой на Россию и на определенные отрасли ее научной и культурной жизни. При этом предавались забвению феноменальные открытия в Иерусалиме в конце XIX в. архимандрита Антонина, работы Я. Смирнова и Н. Кондакова в Сирии и Палестине, Б.В. Фармаковского в Константинополе, П.Н. Милюкова в Македонии, М.И. Ростовцева в Тивериаде, Ф.И. Успенского в Болгарии.

«Готовьтесь, читайте соответствующую литературу, очевидно, летом поедем», — Киселев всю жизнь отличался поразительным оптимизмом. Поэтому я с удовольствием взялся за ознакомление с литературой, хотя и в полной уверенности, что меня не выпустят: фамилия не понравится, и батюшка был офицером русской армии — тогда защита родины до революции считалась, видимо, чем-то зазорным. Но готовиться продолжал. В «Вестнике академии наук» была опубликована большая статья Киселева о поездке в Монголию и ее памятниках; великолепная статья, я ее чуть ли не наизусть выучил, а кроме того, читал П.М. Пржевальского, П.К. Козлова, Г.И. Потанина — то, что касалось так называемого «Урянхайского края», внешней Монголии, входившей тогда в состав Китая, перед Первой мировой войной и так далее. Затем, в начале лета, а в то лето я был на 4-м курсе университета, мы вели достаточно успешные раскопки вятичских курганов в Царицыне. Основной кафедральный состав уже вернулся — война закончилась, и вся кафедра участвовала в раскопках этих курганов, вне зависимости от специализации того или иного ученого.

Подробности этих работ я пропущу, хотя там были даже достаточно серьезные находки и очень забавные моменты, лишь один из которых позволю себе привести. Был на моем курсе один студент, исключенный из университета за полную бесперспективность. Но это не помешало ему оказаться корреспондентом одной из московских газет и в этой ипостаси явиться в Царицыно за соответствующей информацией, которую он потребовал весьма категоричным тоном. Работами там руководил покойный профессор Б.Н. Граков, к которому это новоиспеченное светило и обратилось: занят, мол, очень занят, срочно сведения обоснованных результатов! Борис Николаевич был в благодушном настроении и кивнул ему на меня: «Благодетель! Вон, видите, парень стоит, на меня кивает. Вот идите к нему, он вам все расскажет». А в одном из вятичских погребений нашли цепочку. Он подходит ко мне и говорит: «Указано вам дать мне разъяснения ко всему». На меня напало какое-то хулиганское настроение, и я сказал: «Вот видите, цепочку несут. Это от велосипеда. Вятичский велосипед, примерно XIII века, известно, что велосипед — русское изобретение, раньше велосипедов не было». — «Вы что, серьезно?» — «Абсолютно серьезно. Приезжайте завтра, будут раму вынимать». Он пошел к Гракову и это все изложил. Тут у Гракова резко изменилось настроение, потому что он вспомнил, что когда-то этот человек учился на истфаке, и он закричал: «Вон отсюда, невежда!» И так далее. Самое поразительное, что парень в своей газете тиснул нечто подобное, вот, мол, древнейшее славянское изобретение.

Весной началось оформление. Тогда оно было весьма и весьма оригинальным. Надо было заполнять огромную анкету. Нет, не помню, сколько страниц, но то, что больше восьми, помню хорошо. Заполнять нужно было лиловыми чернилами, обыкновенным пером, пользоваться шариковой ручкой строжайше запрещалось, да их тогда и не было, а на каждый вопрос нужно было отвечать, полностью его повторяя. Например, обозначив в самом начале анкеты, что я не женат, однако, на вопрос «были ли родственники вашей жены членами императорского правительства 1, 2, 3 или 4 созыва,