Книга Хрен знат 2 - Александр Анатольевич Борисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постепенно спадала жара, стало быть, вечерело. Часов в нашей палате не было, но судя по внутренним ощущениям, дело шло к ужину. Пару раз подходил Деев. Подгонял под размер моей головы заготовку для форменного картуза. Судя по ней, ни картинок, ни карикатур на моей фуражке не будет. Только голый газетный текст с заголовками. В принципе, наплевать, но хотелось бы покрасивше. Сидел бы ещё, да пришла процедурная медсестра. По пещерам!
Желудок то тупо болел, то звал меня на горшок. Никак не хотел успокаиваться. Таблетки с микстурой я кое-как ещё выпил, а вот от ужина решил отказаться. Не ходил за тарелкой, пока не увидел, что в неё наливают мой любимый молочный суп. В прошлом детстве я звал его «ножки с ложки». Ни фиг бы, казалось, деликатес, а тысячу лет не пробовал! Что в нём? — кипячёное молоко, да совдеповские макароны, настоящие, длинные, в трубочку. Вермишель и крупа не катят. Это уже не молочный суп, а так… перевод продуктов.
Вы даже не представляете, какой это кайф! Сначала выхлебать юшку, а потом макарошки, по одному! Жаль только, молоко было не сладким и не солёным, каким-то «больничным» на вкус. То же самое и котлета. Откуда в ней взяться румяной корочке, если даже рис на пару? Не хотел, а сожрал.
После ужина к Юрке пришли. Ничего, кажется, удивительного (ко всем, кроме Чапы, приходят родители), если бы они не назвали его Володей. Я так обрадовался: надо ж как подфартило, вычислил наконец! Был в нашем городе некий Владимир Дядюра, директор сельхозтехникума. Личность до того непубличная, что даже мне, журналюге, так и не довелось не то чтобы взять у него интервью, а даже поговорить. То у него уборочная, то совещание, то посевная. Видел один раз, на демонстрации, издали. Хоть сейчас наверстаю!
Естественно, Ю… тьфу ты! — Вовке натащили жратвы. Два раза бегал в палату и возвращался обратно. Но больше всего он обрадовался не пирожкам, не домашнему сельдесону, а шёлковым ниткам в мотках на бумажных шпульках. Чёрные оставил себе, а белые отдал Чапе.
Раньше было не до того, только сейчас заметил, что многие пацаны вязали авоськи. Да почти все, исключая меня и Вовок, которые первоклашки. У кого-то они были привязаны к спинке кровати, в ногах. Другие, как Ю… то есть, Вовка, хранили их в тумбочке.
Мой новый картуз был готов. Сидел на башке, как влитой. И самое видное место на нём занимала телепрограмма. Верней, две: Краснодарская и Пятигорская. Только они мало чем отличались. И там и там в 9.00 «На зарядку становись!», утренняя гимнастика для детей; в 9.15 — «Будильник», в 9.45…
— Хочешь, вязать научу?
— Что? — переспросил я.
Чапа просунул иглу через две петли, придержал будущий узел указательным пальцем. И пока длинная нитка шла на долгий затяг, киданул в мою сторону свои бесцветные зенки:
— Вязать, говорю, научить?
А в них, в этих зенках, ни облачка, ни уныния, ни подленькой задней мысли.
— Спасибо, но меня уже научили, — не подумав, сказал я.
— Кто это⁈ — удивился сосед.
Я бы даже сказал, удивился всем телом. Задница подпрыгнула на матраце, левая рука вместе с плашкой немного дёрнулась ввысь, а правая повелась в сторону. Не Чапа, а человек-эмоция.
Врать не задумываясь я уже умел, как никто. Успел убедиться, что в среде пацанов это делать труднее всего. Особенно, если их много. Ссылка на конкретного человека чаще всего не прокатывает. Всегда получается, что это чей-то знакомый, одноклассник, сосед. В общем, что-то в придуманной версии обязательно не срастается. А прослыть брехуном в таком коллективе — всё равно что украсть.
Помощь пришла откуда не ждал. Желудок издал булькающий звук, долгий и тонкий.
— Вот гадство! — поморщился я. — Уже и поговорить не даёт!
К долгой искусственной паузе отнеслись с пониманием. Только я все равно знал, что так просто от меня не отстанут. Вопрос «кто научил» интересовал всех. Вытрясут в мельчайших подробностях. И я их обществу предоставил.
Вернувшись, долго рассказывал, как прошлой весной объелся зелёных яблок, как ночью болел низ живота, и было так плохо, что меня отвезли в больницу с подозрением на аппендицит. (Именно «с подозрением», могут потребовать шов показать).
«Это тебя в гнойную хирургию» прозвучало как «принято» и как подсказка. Уж где-где, а там в одноэтажном флигеле мне с этим хроническим тромбофлебитом вдоволь довелось полежать. Помню как дом родной.
Танцуя от места привязки, я несколькими штрихами нарисовал палату с примерно такими же нравами как у нас:
— Тоже мода была, авоськи вязать.
— А научил кто?
— Сашка показал, как делаются ручки. Деревяшка такая… с двумя гвоздиками…
— Да знаем мы, — перебил Чапа. — Что за Сашка, фамилия у него как?
— Мне-то откуда знать? — контратаковал я. — В метрики не заглядывал. Я и твою-то фамилию ни разу не слышал. Сашка как Сашка. На полголовы ниже меня, отзывался на прозвище Мася. А когда его на операцию увезли, другой Сашка мне показал, как надо сетку вязать. Его Сасиком звали. Он ещё младше.
— Их что, двое было?
— Кого?
— Сашек.
— Вместе со мной четверо.
— Не, так не бывает, — отозвался Дядюра, — четверо слишком много. У вас там…
— Почему не бывает? — бывает, — перебил его Серёга Орлов. — Мы в прошлом году собрали команду на городской «Кожаный мяч»: десять Сань и я на воротах.
— То у вас, то у