Книга Захват Неаполя. Берёзы - Виктор Васильевич Бушмин

себя эти бредовые мысли, – нет! Просто наследнику надо мужать, взрослеть и крепчать умом и духом. Значит, – Ги улыбнулся, – отец решил отдать его в руки опытного няньки, способного научить и привить принцу что-то из того, чем он был пока обделен. Да и дополнение в письме говорит само за себя – приготовить людей, опытных в военном деле! Выходит, что король решил отправить принца ко мне, чтобы я научил его военному делу? Глупость. Принц Филипп, поговаривают, очень крепко сидит в седле и орудует копьем. Тогда для чего?

Рыцарь разломил перепела и стал с хрустом жевать его нежное и ароматное мясо вместе с мелкими косточками.

Так в беготне и суматохе незаметно пролетели два дня и, наконец, утром третьего дня на изломе дороги, ведущей от Памье к Мирпуа, показалась небольшая, но чрезвычайно пестрая кавалькада всадников. Впереди, среди прочих стягов, наметанный взгляд Ги де Леви без труда различил большой небесно-голубой стяг принца: серебряный шеврон-пояс, шедший поверх отцовского королевского лазоревого и золото-лилейного герба Капетингов.

Принц Филипп нервничал, было видно, как ходил под ним огромный першерон германской породы, выбивавший комья земли своими мощными копытами. Его небесно-голубая попона была украшена золотыми лилиями, а чепрак украшал большой султан павлиньих перьев.

Не успел королевские герольды поднести свои звучные рога и протрубить, как ворота замка распахнулись, подъемная решетка быстро поползла вверх, а в арке крепостных ворот показался рыцарь, одетый в парадные одежды и желто-черные, словно гигантский шершень, цвета родового герба. Он вышел с непокрытой головой, как и подобалось вассалу, встречающему своего сюзерена, подошел к лошади принца Филиппа и, преклонив колено, взялся рукой за стремя.

– Ваше высочество! Для нас огромная честь встречать вашу милость в нашем скромном доме! – Ги учтиво склонил голову.

Филипп занервничал, бросая взгляды на свиту и сеньоров, окруживших его, собрался с мыслями и, улыбнувшись, ответил:

– Встаньте, мессир Ги! Для нас величайшая радость видеть наших подданных во здравии и благоденствии…

Ги поднялся с колен и коротким кивком головы поздоровался с остальными членами кортежа – сплошь и рядом молодыми рыцарями-отпрысками знатных франкских родов, развернулся и, взяв под уздцы коня принца, провел его сквозь полумрак арки ворот.

Принц окинул внутренний двор, сиявший чистотой, порядком и свежими лужами, собравшимися в углублениях между камнями, отражавшими солнечные блики и радовавших глаза разнообразием и радужностью красок.

– Приятно поражен… – принц Филипп повел плечами и вымолвил первое, что пришло ему на ум, желая похвалить своего гостеприимного хозяина. – Такой порядок и чистота, право…

Ги улыбнулся, оценив искренность и удивление принца, резкими бросками своих взглядов еще раз проверил, все ли в порядке, довольно крякнул и ответил:

– Ваше высочество! Мне, клянусь спасением души, безумно приятно принимать столь высокого гостя в своем скромном жилище.

Филипп, наконец-то, пришел в себя и почувствовал свою значимость, с облегчением выдохнул и, развернувшись к слугам и свите, громко произнес:

– Сеньоры! Полагаю, что вам сподручнее разместиться лагерем за стенами столь славного замка! – Он сдержался, подумав, что слишком резкие или необдуманные слова могут обидеть хозяина замка. – Мирпуа слишком компактен и, я разумно полагаю, наиболее приспособлен к войне, нежели к приему столь шумной компании, поэтому, мессиры, я разрешаю вам разбить лагерь вне пределов стен или, по вашему усмотрению, разместиться в гостиницах и постоялых дворах.

Свита послушно закивала и стала спешиваться, но, поскольку, все места в гостиницах и постоялых дворах были заняты местными сеньорами, избалованным отпрыскам знатных семейств, стиснув зубы и угасив ворчание, пришлось довольствоваться лишь тем, что они разместились в палатках, составивших огромную и пеструю картину на равнине возле замка и бурга.

Такого огромного, пестрого и шумного лагеря здешние края не видели, пожалуй, лет двести, со времен легендарного арагонского похода герцога Гильома Аквитанского, закончившегося взятием Барбастро и породнением с королевским домом знаменитого Раймона-Беренгьера Барселонского, платившего, правда, позднее, дань самому Сиду.

Радость и гордость, охватившая, поначалу, Ги де Леви, быстро сменилась растерянностью и каким-то смутным чувством, отдаленно похожим на панику, ведь за первые двое суток, прошедших после прибытия принца со свитой и гостями, на прокорм слуг, коней и угощение для сеньоров и гостей был истрачен месячный запас продовольствия.

Изабель, в начале радовавшаяся, словно малый ребенок, сразу же помрачнела, и Ги стал частенько ловить на себе ее испуганные и взволнованные взгляды, но, слава Господу, что у принца был столь мудрый и предусмотрительный отец-король Людовик.

К исходу третьего дня, когда на горизонте уже отчетливо замаячила угроза разорения или, на худой конец, влезания в огромные долги – ведь гостей надо было кормить, причем, отборно, богато и изобильно, к рыцарю подошел невзрачного вида монах-капеллан, который отозвал его среди шума и веселья, царившего за веселым столом, накрытого во внутреннем дворе замка. Монах деликатно отвел его в сторону и, покосившись по сторонам, словно он опасался, что может быть услышан посторонними людьми, тихо произнес:

– Мессир де Леви, его королевское величество просил передать вашей милости, что, прекрасно понимая насколько может быть обременительно проживание принца крови в ваших владениях, наш милостивый король Людовик соизволил направить заемные письма в адрес ссудных домов Каркассона, Тулузы, Нарбонна, Фуа и Памье, дабы вы ни в чем не смогли испытывать затруднений, проблем и стеснений. – Капеллан явно наслаждался реакцией, промелькнувшей на лице рыцаря. Он едва заметно улыбнулся и продолжил. – Также, наш славный король просил передать вашей милости на словах, – монах выдержал паузу, изучая глаза собеседника, – король Людовик просит вас, своего верного слугу и вассала, привить, сколь только возможно, сдержанность, здравый смысл и трезвый рассудок его сыну Филиппу…

Услышанное настолько поразило его, что Ги с трудом удержался на ногах. Он облокотился рукой о каменные перила лестницы и недоуменно заморгал глазами.

– А я, признаться, подумал, что его величество чем-то недоволен мною… – машинально произнес рыцарь.

Капеллан радушно улыбнулся и, мягко махнув рукой, ответил:

– Нет-нет, что вы, мессир де Леви. Наш король настолько признателен, что направил принца не к кому-нибудь, а именно к вам, ведь только вашему попечению он может полностью и всецело доверить своего старшего сына. – Монах, по-видимому, бывший не только священнослужителем, но и кем-то большим, чем он хотел казаться, еще раз оглянулся по сторонам, приблизился вплотную к уху рыцаря и сказал. – Только вот одна загвоздка, мессир. – Капеллан пронзил его взглядом своих серых глаз. – Вы будете не только учить принца военный и житейским премудростям, но и, – он тяжело вздохнул, – охранять…

Ги молча посмотрел на багрово-фиолетовый закат, раскрасивший своими буйными и фантастическими цветами запад небосвода. Облака, принявшие самые удивительные,