Книга Иванушка на курьих ножках - Дарья Донцова

отпрысках висел психиатрический диагноз. Потом на работу хорошую не возьмут, они личную жизнь не устроят. Вот только справиться самостоятельно с таким отпрыском очень сложно. И в тайне ненормальность не сохранить, если ученик посещает обычную школу, во дворе с соседями сталкивается. Вот и отдали в хитрую гимназию. В этом учебном заведении все учащиеся были с большими проблемами. И отмазать тех двух, что меня колотили, сумели, потому что денег немерено отсыпали и школа была особая, из нее никакая информация наружу не вытекала. А за Степана ни копейки не дали. От него семья отреклась. Отец к тинейджеру на свидание приехал, на минуту буквально, сказал: «Ты нам с матерью больше не сын», – и ушел. А судье на заседании балаган надоел, он спросил подсудимого: «Охранника камнем по голове тоже Комов и Парков били?» И в конце концов получил Фокин шесть лет. Больше я его не видел, и слава богу. Я остался в интернате. Ко мне приехал мужчина, назвался писателем Павлом Подушкиным, привез свои книги. Сказал, что судья – хороший его знакомый, попросил со мной поговорить. Рассказал, что Комова и Паркова родители заперли в каких-то клиниках. А у Степана есть брат-близнец – хороший, тихий отличник. Из-за преступления, которое совершил Фокин, вся семья оказалась вынуждена уехать в другой город. Я не очень обрадовался посетителю, но нельзя же его прогнать! И потом никак с ним расстаться не мог. Подружился с литератором, золотой человек оказался. Несколько раз домой к нему приезжал, когда вы были на даче, а ваша матушка на курорте. Это он мне посоветовал живописью заняться, когда увидел, как я рисую. Вот такая история.

– На могиле отца в день его рождения, в годовщину его смерти и почему-то еще в какой-то день появляются красные розы. Их вы приносите? – сообразил я.

– Знаю, что литератор не был обожателем букетов, – улыбнулся Виктор Маркович, – но чем еще порадовать покойного? А «еще какой-то день» – это день моего знакомства с вашим папенькой.

Глава двадцать восьмая

Прошла неделя. Во вторник после полдника к нам приехали Валерия, Леокадия, Мариус и Эмилия. Последняя слишком ласково улыбалась всем, и это меня насторожило.

Когда гости расселись, я сразу заговорил:

– Дело, которым занимаемся, семейное. У нас нет ни малейшего желания привлекать полицию. Но вам всем необходимо знать правду. У меня на руках заключение врача. Уважаемый специалист не нашел у Валерии признаков психиатрического заболевания. Есть особенности характера, но у кого их нет? Если учесть, что Лера писатель и художник, то ей следовало обзавестись намного большим количеством упомянутых особенностей. Эмилия Георгиевна, ваша дочь интроверт, она не любит шумные компании. Валерии не свойственна жажда популярности, славы, у женщины нет желания выслушивать комплименты, нет радости от рукоплесканий.

– Интроверты редко становятся артистами, – подхватил Борис. – Вот писатели и художники они прекрасные. Дочь пыталась вам понравиться, но вы не замечали ее стараний.

– Нет желания выслушивать чужие бредни! – вспыхнула Эмилия. – До свидания!

Она вскочила, ринулась к двери, исчезла в коридоре.

– Жаль, что госпожа Фокина нас покинула, – громко сказал я. – Хотел аккуратно донести до нее малоприятную новость. Но теперь это сделает адвокат.

Эмилия всунулась в кабинет.

– Какую такую новость?

– Квартира, в которой вы сейчас проживаете, не ваша, – сказал Боря.

– Чушь! – покраснела дама. – Мне жилье досталось как вдове. Апартаментами владел мой муж.

– Который? – тихо уточнил Боря. – Вы несколько раз меняли супругов.

– Глупости, – засмеялась Эмилия, возвращаясь в комнату. – Я посетила загс один раз! С Кириллом Мефодиевичем Фокиным.

Я кивнул:

– Не спорю. Поход для регистрации брака был один. Но сколько мужей у вас было?

– Бред! – топнула Эмилия.

Она вытащила из сумки бутылку воды, открутила пробку, жадно выпила больше половины.

Я продолжил:

– Чтобы полностью разобраться в ситуации, придется вам выслушать рассказ о семье Фокиных. Он будет длинным. Начну с малоизвестного факта. У Анны Степановны родились близнецы, совершенно одинаковые внешне мальчики.

Пока я говорил, среди слушателей царило напряженное молчание, чему я несказанно удивился. Я ждал взрыва эмоций от Эмилии, крика, демонстративного ухода с громким хлопаньем дверью. Но дама почему-то сидела тихо. И все остальные не произносили ни слова.

Когда я наконец замолчал, первой ожила Валерия:

– Мама, почему ты ненавидишь меня?

Задав вопрос, женщина вжалась в кресло. Она, похоже, ожидала, что мать сейчас закатит истерику, ударит ее. Но Эмилия вдруг закрыла лицо ладонями и заговорила несвойственным ей, очень спокойным тоном:

– Мне всю жизнь не везет. Мечтала стать примой! Но еле-еле попала в балетное училище. Леку взяли, с восторгом говорили: «Ах, девочка создана для танца! Ах, она воздушная! Ах, она очаровательна! Ах, она Жизель!» А меня с трудом приняли, папе пришлось лично ездить к директрисе, долго ее упрашивать. Во время учебы наелась дерьма по уши. До сих пор помню слова одного педагога: «Есть хорошие балерины, есть средние балерины, есть никудышные балерины, а есть Эмилия Николаева».

– Отвратительно, – не выдержал Боря, – ни один взрослый человек, тем более педагог, не имеет права так себя вести.

– Балет вообще жесток, – пробормотала Леокадия. – Все через боль. Но вы правы! Нельзя малышку гнобить! Эми, я не знала! Мне жаль. Никогда не имела желания быть лучше тебя.

– Но так получилось, – тихо сказала ее сестра. – В кордебалете оказалась, опять же, благодаря папе. Очень-очень-очень хотела попасть на сцену Большого, но туда не взяли, очутилась в труппе рангом пониже. Но и там без протекции из толпы лебедей трудно выбиться. И я не из балетной династии. При мне одной девочке дали сольную маленькую партию, а она, если честно, хуже меня. Но своя! А я – нет!

Рассказчица опустила руки.

– Вот поэтому решила найти себе мужа из нужной среды. Выбрала Кирилла Фокина. Он не был женат, никто его с множеством девушек не видел. Отец у парня был концертмейстером, мать – педагогом по вокалу, они руководство Большого знали и дружили с теми, кто мог мне помочь. Идеально Кирилл подходил на роль супруга. Раньше пыталась окрутить Валерия Коха. Он вел программу на телевидении, думала, тоже со многими из балетных в хороших отношениях. Ошиблась, он с киноактерами общался и палец о палец ударить не захотел. Услышал мою просьбу, развеселился: «Послушай, кривоногая лебедень! В танцах ничего не понимаю, не моя тема. И есть у меня правило – не помогаю бабам строить карьеру». Ну и ушла от него.

– Однако злые языки болтают, что Валерия – дочь Коха, – тихо сказал я. – Да и он сам так считает. Рассказал, как один раз