Книга Комплекс превосходства - Сергей Д. Блинов

руки собрала – и в город.

– И зачем тебе с такой было начинать?

– Так она красивая была, – резонно заметил юноша. – И траха... любилась хорошо.

Галлар фыркнул. Милая забота о чистоте его лексикона.

– А она тебя почему выбрала?

– Так у меня ж мобиль! У одного, считай, был во всем Денн!

– Что?

– Денн. Мы так наше захолустье кличем. Вы не знаете? У Денн же тоже полное имя было Вирденн. Папаша так назвал. В честь, видите ли, славной малой родины.

Бодо поднялся с пола и заходил взад-вперед, рассказывая о семейных тайнах Ларе.

– Тут в войну с Гиберрией сражение было. Вирденнская резня – может, слышали? Куча народу полегла. Мы с парнями до сих пор на поля бегаем каски да штыки копать. Папаша Ларе тоже воевал. Ему там на ноге гранатой пальцы оторвало. Видели, как он хромает? Вот в честь этой мясорубки он старшую дочь и назвал. – Юноша перевел дух. – Только вот не приведи Отец кому было Денн полным именем назвать. Одного дружка моего так отделала! Ненавидела свое имя страшно. Считала, что не она папаше с мамашей дорога, а какие-то войны прошлого. Как бумаги о совершеннолетии получала, так там и вписалась просто Денн. Поменяла имя будто, вы поняли.

– И что родители?

– Ох, какой скандалище был! Я отсюда слышал. А на следующий день Денн возьми да уедь. Попрощаться даже не зашла. Я обо всем от Виви только узнал.

– От сестры? – уточнил Галлар.

– Ну да. Виви-то поразумней, чем Денн, выросла. Она не так просто в город поехала, а с дружком своим. Живут, небось, там теперь припеваючи. У вас в полиции, говорят, деньги можно недурные делать.

Криомант пожал плечами. Он и понятия не имел, сколько ему платили. Жалование он откладывал на счет в банке, а сам жил на десять крон в день. Большего ему было не надо. Государство заботилось о магах-полицейских, щедро снабжая их всем необходимым для того, чтобы забыть о мелких бытовых проблемах. Ночевал Галлар в рабочем кабинете, в одежде не нуждался, а из пищи предпочитал овощи и курицу. Ничего такого, на что можно потратить большую сумму.

– Не отвлекайся.

– А что еще сказать-то? – развел руки Бодо. – Я ее уж год не видел, да и не увижу теперь-то.

Визит к Регнерам Галлар отложил на следующий день. Добравшись до комнаты, он снял плащ, отстегнул нагрудник и отложил его. Выбрав один из баллонов, криомант открыл его, подморозил начавший выходить воздух, и вскрыл клапаны охлаждающей системы на груди и животе. Теплый газ со свистом вырвался из трубок, на пол закапал конденсат. Галлар дождался полной очистки, посредством короткого шланга соединил верхний клапан с баллоном и сделал вдох. Живительная прохлада моментально разлилась по утомленному телу. Заправив половину системы, криомант закупорил клапан и проделал то же самое с трубками, обвивавшими нижнюю часть тела и ноги. Завершив процедуру, он позволил себе минутную слабость – снять шлем.

Чтобы кожа не страдала от перепада температур, Галлар приложил к щекам ладони. Магия холода смягчила пагубное воздействие теплого, а по меркам криомантов – раскаленного воздуха. Ноздри расширились, делая жадный вдох, и легкие тут же отозвались болью. Галлар скривился.

Надевая шлем, он корчился от разрывавшей грудь рези и ругал себя за очередной эксперимент с самоистязанием. Тем не менее, только в таких попытках доказать самому себе, что он рожден и остается человеком, криомант находил удовлетворение. Галлар чувствовал, насколько велика разница между ним и людьми, которых он опрашивал, и пытался сгладить разрыв. Дышать тем же воздухом, что и они, – хорошая попытка.

Галлар перевел речевой фильтр в закрытый режим. Это помогало сохранить прохладу внутри шлема. Подложив под голову кулак, он лег на бок в позу эмбриона и почти моментально отключился.

10. Чужие памятники

Если Кахой Дхат навсегда остался в памяти Каали Сенга скучным серым городком без будущего, застрявшим между Бирюзовым морем и джунглями, то Хаймин стал для него символом великолепия. Древняя столица Ай-Лака вытянулась вдоль великой реки Анклаты. Анклата была так широка, что мосты, соединявшие правобережные храмовые районы с жилыми, в длину достигали не менее пяти сотен метров. По ним можно было гулять, наслаждаясь ветром и криками чаек, на них назначали встречи влюбленные и просили милостыню монахи. Словом, мосты были кровеносными жилами Хаймина, связующим звеном между мистикой и повседневностью. Перейдя любой из них, горожане попадали в мир пагод и островерхих храмов, где ни на мгновение не переставали дымиться курильницы и звучать молитвы.

Все айлакцы были очень религиозны. Они свято верили во вращающееся колесо дхармы и прилагали все усилия для того, чтобы Вселенная высвободила их из великого цикла перерождений. Даже Каали Сенгу, привыкшему к безумным ритуалам Черной Матери, порой странно было наблюдать, с каким рвением айлакцы молятся, как истово они просят у небес просветления, каким фанатичным огнем горят их глаза при виде очередного Вознесшегося – монаха, застывшего между жизнью и смертью в храмовой нише.

На левом берегу великой реки также не сыскать было тихого уголка ни днем, ни ночью. Вместо молитв там звучала музыка, эльветийцы и айлакцы спорили, шутили и ругались между собой на разных языках, при этом прекрасно все понимая, а гудкам моторикш вторили конское ржание и рев буйволов.

В самом широком месте реки, на острове, поднятом из воды легендарным колдуном Ци Ци, высился Бумажный дворец. Его белокаменные стены и башни издали действительно походили на сложенные из бумаги фигурки. На остров Ци Ци не вели мосты. Туда попадали только на лодке и только по личному приглашению короля Тхьета. Даже всесильный генерал-губернатор не имел права ступать на Ци Ци, не получив надушенной розовой водой бумаги с двумя иероглифами: дом и солнце.

Первые дни после прибытия в Хаймин Каали Сенг не мог найти в себе желания заниматься демонологией и изучать высокий че-тао. Как зачарованный он бродил по необъятному городу, пытаясь впитать его сладкий дымный дух. Уличные торговцы бататовыми лепешками казались ему прислужниками самих богов, женщины, одетые по западной моде, – небожительницами. Паровые и электрические машины повергали его в священный трепет. Каали Сенг не мог и вообразить, сколь изобретательным оказался человеческий ум, породивший чадящие колесницы, визоров,