Книга Православная Церковь и Русская революция. Очерки истории. 1917—1920 - Павел Геннадьевич Рогозный

о Никоне есть ряд хронологических неувязок. Так, Никон снял сан, не «когда вспыхнула революция», а 1 августа. Летом 1917 г. Никон не мог быть министром в Раде, а Голубович не был председателем Рады. Очевидно, Евлогий путает должность Никона. Сведения о последующей судьбе Никона (Безсонова) отсутствуют. Митрополит Мануил (Лемешевский) в справочнике об архиереях пишет, что «из рукописных источников известно, что он скончался в 1919 году».

Ясно представить себе мотивы Никона, решившегося снять сан, трудно. Возможно, он понимал, что возвращение в Красноярск не принесет ему ничего кроме неприятностей. Конфликт с местным духовенством мог вспыхнуть с новой силой. Да и как прагматичный политик, Никон не мог не понимать, что в условиях «углубления революции» сан епископа не сулит его владельцу ничего хорошего. Сетования на нехватку средств и бедность вряд ли можно рассматривать как банальную просьбу, наличных денег у Никона, видимо, не было. Все было вложено в многочисленные проекты, концессии, недвижимость в Енисейской епархии. Даже противники не обвиняли владыку в растрате средств на личные нужды. Так, И. Пальмин писал, что, уезжая в отпуск, Никон был вынужден занимать деньги.

В череде маргинальных типов архиереев предреволюционной России, таких как Антонин (Грановский), Варнава (Накропин), Владимир (Путята), Никон выглядит фигурой исключительной и необычайно яркой. Конечно, никакой церковности в действиях владыки не было. Даже его проповеди носят экономический или политический характер. На посту губернатора или министра Никон чувствовал бы себя гораздо лучше. Постоянное вмешательство владыки в гражданские дела и конфликты с губернской властью можно тоже рассматривать как исключение. Хотя ссоры епископа с губернатором были явлением относительно частым. Однако наступающей стороной в таких конфликтах была светская власть, в пользу которой всегда они и разрешались.

Возникает также вопрос, насколько типична ситуация, сложившаяся в Красноярске в 1917 г., в сравнении с другими епархиями Российской Церкви.

Тремя основными силами, влиявшими на исход внутрицерковной борьбы, были: Синод и обер-прокурор, белое духовенство, прихожане и епархиальный епископат. Постепенно набирал силу еще один фактор, ставший впоследствии решающим, — революционная власть (Комитеты общественной безопасности, Советы). В нашем случае высшая церковная власть в лице обер-прокурора и Синода молчала. «Война» шла лицом к лицу: Никон и его сторонники против местного духовенства.

Насколько же вообще вся никоновская история была исключением? Енисейский владыка был единственный архиерей, снявший сан в 1917 г. Явно не типичным является полное невмешательство в конфликт высшей церковной власти, которая, несмотря на стремительно надвигающийся хаос, оставалась все равно последней решающей инстанцией. В то же время можно отметить и некоторые типичные черты, характерные для эпохи в целом: острота противостояния архиерея и белого духовенства и, как следствие, стремление последнего узурпировать всю епархиальную власть.

Енисейская история дает возможность взглянуть по-иному на ряд вопросов, казалось бы, достаточно освещенных в историографии: взаимоотношения светской и духовной власти, границы власти епархиального архиерея, а также жизнь российской провинции, разительно отличающейся от жизни столиц. Вряд ли деятельность Никона могла бы происходить в Петрограде или Москве. Наиболее непонятным остается вопрос о позиции Синода и обер-прокурора, которые в течение пяти лет закрывали глаза на деятельность Никона. Скорее всего, у Никона были широкие связи в церковных верхах, а также, возможно, и в светских. Все это и позволило Никону создать в епархии свою «вотчину» и управлять ею, руководствуясь лишь собственным нравом.

Историки по-разному определяют количество архиереев, уволенных после Февральской революции. Б.В. Титлинов называет цифру от 6 до 7 человек к лету 1917 г., Д.В. Поспеловский — 12, Т.Г. Фруменкова — 20, С.Л. Фирсов — не более 40. Лишь Фруменкова строила свои расчеты на основе архивных материалов, однако и ее подсчеты не являются верными.

По моим данным, в период с марта по октябрь 1917 г. было уволено 15 епархиальных архиереев. Это митрополит Московский Макарий (Невский), митрополит Петроградский Питирим (Окнов), архиепископ Черниговский Василий (Богоявленский), архиепископ Рязанский Димитрий (Сперовский), архиепископ Тобольский Варнава (Накропин), архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий), архиепископ Владимирский Алексий (Дородницын), архиепископ Херсонский Назарий (Кириллов), епископ Орловский Макарий (Гневушев), епископ Екатеринбургский Серафим (Голубятников), епископ Курский Тихон (Василевский), епископ Саратовский Палладий (Добронравов), епископ Енисейский Никон (Безсонов), епископ Тульский Парфений (Левицкий), епископ Полоцкий Кирион (Садзегелли).

В списке у Фруменковой также значатся Нижегородская, Пензенская, Владикавказская, Томская и Имеретинская епархии, где, по ее мнению, также произошла смена епархиальных архиереев. Разница моих подсчетов с данными Фруменковой объясняется

«Американскаяжизнь» Енисейской епархии,,, следующими обстоятельствами. Как уже отмечалось, однозначно можно сказать, что епархиальных архиереев из Томска и Нижнего Новгорода в 1917 г. не увольняли. Глава Владикавказской епархии Антонин (Грановский), впоследствии один из лидеров обновленческого движения, был уволен еще до революции, 16 января 1917 г. Вместо него епархиальным архиереем Синод поставил 28 января епископа Макария (Павлова), который сохранял этот пост на протяжении всего 1917 г., участвуя в деятельности Собора как Владикавказский владыка.

Пензенский преосвященный Владимир (Путята) был вызван в столицу обер-прокурором Синода в марте. Очевидно, Львов хотел ввести его во вновь сформированный состав высшего церковного органа, однако членом Синода Владимир не стал. В июле 1917 г. Владимиру, очевидно, был предоставлен отпуск. (Крайне скупые и плохо сохранившиеся в РНБ экземпляры местных «Епархиальных ведомостей» не позволяют точно определить дату отстранения епископа.) Временно управляющим епархией был назначен епископ Григорий (Соколов), именно он и был представителем епархии на Поместном соборе. Сам Владимир летом, по словам протопресвитера Любимова, «околачивался» в обеих столицах и требовал введения его в состав Синода. Любимов называет его «ненормальным субъектом». В 1918 г. архиепископа лишили сана по постановлению Судной комиссии Поместного собора за безнравственное поведение (владыку обвиняли в прелюбодеянии).

Епископ Имеретинский Георгий (Аладов) 8 мая направил письмо директору канцелярии Синода Яцкевичу, в котором сообщал, что исполнительный комитет местного духовенства «забрал в свои руки все управление, оставив мне только право утверждать, и непременно утверждать все его постановления. Поступиться совестью я не мог, начались конфликты, и я вынужден был в начале апреля... покинуть Кутаиси, с тем чтобы более не возвращаться». Епископ сообщал, что он уже направлял обер-прокурору прошение об увольнении, но не получил никакого ответа. Георгий просил о пенсии, взывая к Синоду: «Не дайте голодной смерти. нравственно я истерзан, жить мне недолго».

Неясно, было ли официальное определение об увольнении Георгия. Имеретинская епархия входила в состав Грузинского экзархата, но после провозглашения автокефалии Грузинской Церковью центральная церковная власть там уже не распоряжалась. Интересно отметить, что в уже упоминаемом послании патриарха Тихона грузинским епископам — «автокефалистам» в декабре 1917 г., упоминался как действующий и Имеретинский епископ Георгий (Аладов). В любом случае