Книга Комплекс хорошей девочки - Эль Кеннеди

меня, и я думаю, он знает это.

– Ты можешь уйти в любое время, когда захочешь, – хрипло шепчет Купер.

– Знаю.

Тем не менее ноги не двигаются. Мое сердце грозится вырваться из груди. Мне не хватает воздуха, но все, о чем я мечтаю, это чтобы он крепче меня обнял.

Я вздрагиваю, когда его большой палец слегка касается моей кожи под свободной белой рубашкой. Затем невесомое прикосновение превращается в нечто иное – его пальцы сжимают мое бедро. Колени подгибаются. Я словно дымка в его руках – перестаю ощущать свое тело.

– Что мы творим, Мак? – Его глубокие темные глаза пронзают меня.

– Мне казалось, ты в курсе.

И тут его губы накрывают мои. Пальцы жестко впиваются в бедро. Я хватаю его волосы, зарываясь в них, и притягиваю к себе. Поцелуй голодный, отчаянный. Его язык касается моих губ, словно требует разрешения, и я, тихонько всхлипнув, открываюсь ему. Наши языки переплетаются, и я едва не теряю сознание.

– Все в порядке, я держу тебя, – успокаивает Купер и, прежде чем я успеваю ответить, приподнимает меня, позволяя моим ногам обхватить его за талию.

Мы движемся назад, пока я не упираюсь в бетонную треснувшую стену. Он возбужден, и сильно. Я не в состоянии бороться с этой оглушительной страстью, поэтому прижимаюсь к нему, льну, чтобы наконец развязать узел подавленного желания, что зрел во мне неделями.

Это не я.

Я не из тех девушек, которые сходят с ума из-за парня, прославившегося своими сексуальными подвигами. И все-таки сейчас наши уста слились в поцелуе, а разгоряченные тела стремятся к неминуемому сближению.

– Черт, – стонет он. Его руки пробираются под мою рубашку, мозолистые пальцы ныряют под чашечки лифчика.

Но когда он дразнит мои соски, мне кажется, будто кто-то раздвинул шторы в кромешной тьме. И этот воображаемый солнечный свет поразительным образом отрезвляет.

– Не могу, – шепчу я ему в губы.

Купер тут же отстраняется и ставит меня на ноги.

– Что случилось?

Губы у него влажные, опухшие. Волосы в беспорядке. Дюжина фантазий проносится у меня в голове, пока я пытаюсь замедлить дыхание. Стена за моей спиной – единственное, что удерживает меня и не дает рухнуть на пол.

– У меня по-прежнему есть парень. – Я вроде как извиняюсь. Ведь, пусть сейчас я не могу быть счастлива с Престоном, официально мы не расстались.

– Ты серьезно? – Купер бросается к выходу, а затем резко поворачивается и с раздражением глядит на меня. – Проснись, Маккензи. – Он вскидывает руки. – Ты умная девочка. Почему же ведешь себя как слепой котенок?

Я в замешательстве хмурю брови.

– Что это значит?

– Твой парень изменяет тебе, – выплевывает он.

– Что?

– Я поспрашивал везде. В течение двух лет все в Авалон-Бэй видели, как этот мудак трахает все, что движется.

Я сердито поджимаю губы.

– Ты лжешь.

Купер выбрал не ту девушку, если думает, будто я попадусь на такую очевидную уловку. Он говорит это только потому, что хочет залезть ко мне под юбку, заставить меня разозлиться на Престона, чтобы я поддалась нашему неоспоримому влечению друг другу. Что ж, Купер даже не знает Престона. Если бы знал, то понял бы, что Престон – последний, кому интересны случайные связи.

– Бьюсь об заклад, ты бы хотела, чтобы я лгал. – Купер подходит ко мне, заметно разозлившись. Я не уверена, кто из нас больше зол в данный момент. – Признай это, принцесса. Твой Прекрасный Принц видел больше задниц, чем барный стул.

На меня что-то находит.

Слепая горячая ярость.

Я отвешиваю ему пощечину. Сильную. Такую, что щиплет руку. Звук этот эхом разносится по пустому отелю.

Сначала он просто смотрит на меня. Потрясенный. Злой. А затем в тишине раздается его низкий грубый смех.

– Знаешь что, Мак? Хочешь верь, хочешь нет. – У него на лице снова появляется эта мрачная усмешка. Словно предупреждение. – Я с удовольствием понаблюдаю со стороны, как ты столкнешься с жестокой реальностью.

Глава двадцать первая

МАККЕНЗИ

Обвинение Купера против Престона мучает меня следующие двадцать четыре часа. Это затуманивает мой разум, отравляет мысли. Я не обращаю внимания на занятия в понедельник. Вместо этого я снова и снова прокручиваю в голове слова Купера, эмоции сменяют друг друга: гнев, беспокойство, сомнение.

«В течение двух лет все в Авалон-Бэй видели, как этот мудак трахает все, что движется. Признай это, принцесса. Твой Прекрасный Принц видел больше задниц, чем барный стул».

Говорил ли он правду? У меня нет причин ему доверять. Он мог сказать это, просто чтобы разозлить меня, пробраться мне в голову. Он это умеет.

Однако каков его мотив? Зачем ему сочинять такое? Даже если брошу Престона, это не значит, что я сразу же кинусь в объятия Купера.

Или кинусь?

Когда я вчера вернулась в общежитие после нашей ссоры, мне пришлось заставить себя не звонить Престону и поставить все на кон. Задать вопросы и получить ответы лично. Я до сих пор злюсь на него за то, как он отреагировал на покупку отеля. Злюсь из-за осознания того, что он не воспринимает мой бизнес всерьез, и из-за того, как он расписал наше будущее, которое лишает меня всякой свободы воли.

У меня имелось достаточно причин сомневаться в моих отношениях с Престоном еще до того, как Купер выдвинул эти обвинения. Теперь я еще больше запуталась. Мой разум превратился в кашу, внутренности свернулись в узлы.

Я выхожу из лекционного зала с опущенной головой, не останавливаясь, чтобы поболтать с кем-то из однокурсников. Снаружи я вдыхаю свежий воздух, теперь немного более прохладный, так как осень уже понемногу начинает проявляться после продолжительного лета.

Из моей сумки доносится жужжание телефона. Я достаю его и вижу сообщение от Бонни с вопросом, не хочу ли я встретиться за обедом. Соседка обладает сверхъестественной способностью читать мои мысли, поэтому я говорю ей, что мне нужно учиться, а затем нахожу пустую скамейку во дворе и достаю свой ноутбук.

Мне нужно отвлечься, убежать от навязчивых мыслей. Составление планов относительно отеля дает эту передышку.

В течение следующих нескольких часов я роюсь в Интернете в поисках ресурсов, которые мне нужны, чтобы начать работу над этим проектом. Я составляю список подрядчиков, связываюсь с каждым из них, запрашивая посещение объекта, чтобы они могли дать мне точные оценки того, сколько будет стоить привести здание в соответствие с нормами. Я изучаю окружные постановления и разрешительные правила. Смотрю пару видеороликов о коммерческих сантехнических и электрических установках. Знакомлюсь с последними новостями в области ураганостойкого строительства и страховых полисов.

Столько всего.

Когда я прячу ноутбук обратно в сумку и встаю, чтобы немного размяться, звонит моя мать.

– Привет, мам.

Пропуская любезности, она переходит сразу к делу.

– Маккензи, мы с твоим отцом хотели бы пригласить тебя и Престона на ужин сегодня вечером. В семь часов вас устроит?

Я сжимаю зубы. Их чувство собственной важности чертовски раздражает. Она ведет себя так, будто у меня есть выбор, хотя мы обе понимаем, что это не так.

– Не знаю, свободен ли Престон, – натянуто отвечаю я. Я избегала его два дня, с тех пор как он разрушил мои мечты и сказал, что я веду себя безответственно и незрело.

Воспоминание о его резких, снисходительных словах снова разжигает во мне гнев. Нет. Я ни за что не приведу его на ужин сегодня вечером, поскольку он может закончиться громкой ссорой на глазах у родителей. Я уже ударила одного парня. Лучше не делать этого снова.

Но моя мать все портит.

– Твой отец уже говорил с Престоном и тот ответил, что будет рад присоединиться к нам.

От шока я приоткрываю рот. Серьезно? Они договариваются с моим парнем прежде, чем позвонить мне, их собственной дочери?

Мама не дает мне времени на отказ.

– Увидимся в семь, милая.

В тот же момент, когда она отсоединяется, я бросаюсь звонить Престону. Он берет трубку после первого же гудка.

– Привет, детка.

Привет, детка? Он что, серьезно? Я игнорировала его звонки и сообщения с полудня субботы. В воскресенье утром, когда он пригрозил появиться у меня на пороге, я написала, что мне нужно немного свободы и что я позвоню ему, когда буду готова.

И сейчас он типа такой: «Привет, детка»?

Престон что, не понимает, как я зла на него?

– Я рад, что ты наконец позвонила. – Я слышу в его голосе раскаяние, и оно подтверждает – он признает, что расстроил меня. – Знаю, ты все еще злишься из-за той небольшой ссоры, поэтому