Книга Бальзак. Одинокий пасынок Парижа - Виктор Николаевич Сенча

кровью, целыми днями сидел в кресле и пытался научиться вышивать.

Госпожа Бальзак писала дочери 12 октября 1822 года:

«Вы даже не можете себе представить, милые друзья, как худо нашему бедному Эдуарду; язык у него темно-коричневый, а в глубине – почти черный; пульс у бедняжки слабеет с каждым часом… Он ничего не ест, только с трудом проглатывает шесть устриц и выпивает чашку молока… Долго он не протянет, я в этом уверена…

Только для Лоретты: Оноре уходит в полдень, возвращается в пять часов; прочитав газету, снова ускользает из дому и возвращается в десять вечера. Несмотря на то что Эдуард так плох, сынок и папаша оставляют меня одну. Оноре даже не понимает, как неприлично по два раза в день ходить в чужой дом. Он не понимает, что его хотят околпачить. Я предпочла бы находиться в ста лье от Вильпаризи. За последнее время он не написал ни строчки… Голова у него занята только одним, он не понимает, что, отдаваясь своему чувству с таким пылом, он скорее пресытится; но поведение его столь неосмотрительно, что он лишает себя возможности с честью выпутаться из этого положения в будущем. Я пыталась ему объяснить, что, несмотря на всю свою душевную тонкость и деликатность, я вынуждена поступать так, как поступаю. Напиши ему, быть может, он тебя послушает…»{82}

25 октября 1822 года Эдуард Малюс умер. Стараниями нотариуса Виктора Пассе оставшееся после него наследство было приведено в должный порядок. «Самоотверженный уход за безнадежно больным родственником и печаль по усопшему были оплачены наличными. Буржуазная мудрость обратила милосердие в капитал» {83}, — пишет А. Моруа.

А ведь Моруа прав: «буржуазной мудрости» не устаёшь удивляться. После того как семейство переехало в парижский квартал Марэ (дом № 7 по улице Руа-Доре), батюшка Оноре, ничтоже сумняшеся, составил договор, согласно которому отныне Бернару-Франсуа полагалось от родного сына сто франков в месяц. За что, спросите? За кров и стол: «Господин Оноре сам будет оплачивать свечи, дрова и прачку; в годовую сумму – тысяча двести франков – входит только стоимость пропитания и жилища»{84}.

Впрочем, винить батюшку не за что: Оноре сам настоял на подписании данного контракта. Жажда свободы и здесь взяла верх.

31 января 1823 года, через несколько месяцев после смерти юного Малюса, скончался верный друг Оноре – госпожа Саламбье, любимая бабушка. Надёжный союзник внука, она поддерживала его в литературных начинаниях и давала советы в сердечных делах. «Постарайся не писать больше такие мрачные книги, – увещевала она Оноре, – рассказывай лучше о любви и делай это с приятностью… Ручаюсь тебе за успех, к тому же и сам исцелишься»{85}.

Переехав на какое-то время в Париж, семья продолжала вспоминать просторный дом в Вильпаризи, в котором им жилось не так уж плохо. Всё чаще Бернар-Франсуа подумывал выкупить «уютное гнёздышко», и когда выпал удобный случай, сметливый батюшка выкупил его у Шарля Саламбье за десять тысяч франков. В середине 1824 года семейка вновь вернулась в Вильпаризи.

К огорчению г-жи Бальзак, Оноре категорически отказался возвращаться в провинцию. Сняв небольшую квартирку в доме № 2 по улице Турнон, он заявил, что «намерен работать до изнеможения», для чего ему якобы и требовалось одиночество. Однако мамаша быстро раскусила причину сыновьего упрямства.

– Я очень волнуюсь за нашего Оноре, – сказала она Бернару-Франсуа, узнав о решении сына. – Он просто будет принимать у себя госпожу де Берни. Наш сын хочет, чтобы ему никто не мешал…

– Да, понять парня можно, – улыбнулся отец. – На месте малыша Оноре и я, пожалуй, поступил бы так же…

Не найдя поддержки в лице мужа, госпожа Бальзак ищет её у дочери:

«Я снова хочу поговорить с тобой о дезертирстве Оноре, – жалуется она Лоре. – Как и вы, я охотно воскликну: “Браво!”, если он и в самом деле остался в столице для того, чтобы работать и уразуметь наконец, чего ему следует держаться; но боюсь, он затеял все это для того, чтобы под благовидным предлогом без стеснения предаваться страсти, которая его губит. Он удрал отсюда вместе с нею; она провела целых три дня в Париже, я так и не могла повидать Оноре, хотя он знал, что я приехала в столицу ради него. Думаю, они вместе сняли эту квартиру, и он выдает ее там за свою родственницу. Он, верно, потому и избегал встречи со мной, что не хотел говорить, где остановился; все эти соображения заставляют меня считать, что Оноре просто ищет полной свободы, вот и все…»{86}

Ну а госпожа де Берни, писавшая своему возлюбленному длинные и трогательные письма, после переезда Оноре в Париж заметно оживилась. Отныне ей никто не мешал. Наконец решившись, она продаёт недвижимость в Вильпаризи и поселяется неподалёку от дома, где снимает жильё тот, которого она любит. Теперь уж она никому не отдаст своего Оноре!

В этой партии Бальзак вышел победителем. Надолго ли?

* * *

Брак Лоранс оказался для семейства Бальзаков большой и непоправимой бедой. После рождения ребёнка она тихо жила в Сен-Мандэ, всё реже появляясь в Вильпаризи. Ну а её «благоверный» супруг, не переставая, куролесил. Как одичавший алкоголик, этот негодник уносил из дома всё, что представляло из себя хоть какую-нибудь ценность: украшения жены, деньги или, скажем, «чудесную кашемировую шаль».

Между зятем и тестем пробежала чёрная кошка. Произошло это после того, как Бернар-Франсуа отказал моту в просьбе быть его поручителем в банке при оформлении долгового обязательства в 5000 франков.

– Ещё чего! – фыркнул Бернар-Франсуа, узнав о просьбе зятька. – Уж лучше сразу головой в омут! Завтра тебя ищи-свищи, а нам не рассчитаться до смерти…

Ничего удивительного, что после отказа тестя больше в Вильпаризи Трубадура никто не видел.

Гнойник лопнул в августе 1825 года, когда после рождения второго ребёнка 23-летняя Лоранс, не выдержав выпавших на её долю испытаний, скончалась. Лечивший женщину доктор, смущаясь, сбивчиво объяснял, что у бедняжки была скоротечная чахотка. Бальзаки обливались слезами и понимающе кивали головами: да-да, их бедную Лоранс убил туберкулёз. Но знали они и другое: причиной страшной болезни и смерти их дочери и сестры стал никудышный зять, который и свёл бедную женщину в могилу.

После описи имущества всё ценное быстро перекочевало в ближайший ломбард. «Остался лишь платяной шкаф, забитый модными нарядами Монзегля, – пишет Г. Робб. – Год спустя идеальный муж женился на семнадцатилетней»{87}.

Незадолго до смерти, в апреле 1825 года, Лоранс напишет брату длинное письмо, в котором выразит крайнюю озабоченность за его