Книга Война и Мир - СкальдЪ

через Киев и Кишинев, добраться до Бухареста. Вояж обещал занять не один день, так что настраиваться следовало на долгий и, вероятно, скучный путь.

Трёхосные вагоны нещадно тряслись и гремели на стыках рельс. Через некоторое время, задолго до Можайска, доктор пожелал всем спокойной ночи, зевнул и не раздеваясь залез на верхнюю полку спать. Грызлов последовал его совету.

— Пойдем покурим, — предложил Хмелев. — Успеем еще отоспаться.

В покачивающемся тамбуре, под запах сигаретного дыма и сгоревшего угля из паровозной топки вновь разговорились. Тем более, оказавшись без посторонних, Громбчевского захотелось поближе узнать гусара.

— Час назад ты намекнул про некие привилегии. О чем ты, Игорь?

— Ха, надо же хоть иногда пользоваться семейными льготами, ведь мой отец — Председатель правления железной дороги.

— Точно, то-то я думаю фамилия знакомая, Хмелёв крупнейший железнодорожный магнат.

— Ага, так и есть. Только наряду с рядом бесспорных преимуществ, имеются и недостатки. Есть люди, которые мне всю плешь проели, не дают им покоя деньги моей семьи, понимаешь ли.

Громбчевский на это ничего не ответил. Чужие деньги считать он не любил, просто отметил, что в свой срок Хмелёв Игорь получит огромное состояние, да и сейчас, надо полагать, привык жить на широкую ногу. Неожиданно вспомнилось, как в Ташкенте ходили слухи о том, что Соколов как-то связан с железными дорогами и использует свои связи для строительства новых. Теперь стало понятно, как появились подобные разговоры, вот откуда у молодого генерала такие знакомства.

Подобные факты вызывали определенное любопытство. Каким-то невероятным образом генерал Соколов успевал сочетать в себе не только блестящую службу, инженерские навыки, но и деловую хватку. Все знали о полевых кухнях Соколова, которые повсеместно внедрялись в русской армии. То, что немецкий инженер Цейс приехал в России и основал в Саратове завод по производству различной оптики так же ставили ему в заслугу. Интересно, какие еще секреты скрывает человек, под началом которого ему теперь предстоит служить? Наверняка он и еще чем-то занят, что не известно широкой общественности.

Через полчаса, когда за окнами начался полновесный рассвет, решили все же немного поспать. Вагон шатало и трясло, на стрелках он ухал и стонал, словно живой, пахло дымом, но все равно, Громбчевский накрылся благоразумно захваченной шинелью, подложил под голову руку и спокойно погрузился в царство Морфея.

Можайск, Вязьма, Смоленск, Минск и Брест если чем и запомнились, то лишь вокзальными буфетами, легким флиртом с дамами-попутчицами да разговорами с другими офицерами.

Железнодорожный вокзал в Киеве оказался весьма красивым, выполненным в староанглийском стиле. Офицеры размяли ноги, осмотрев привокзальную площадь, заставленную телегами, симпатичными ландо, дилижансами и омнибусами, после чего прошли в ресторацию, где основательно перекусили, ожидая отправления поезда. Несмотря на возражения, Хмелёв оплатил заказ и Громбчевский окончательно убедился, что гусар не только отличался легким характером, но и привык жить на широкую ногу.

Поезд пересек мост через Южный Буг, затем Днестр и добрался до Кишинева. Отдохнув несколько часов, за время которого путейцы поменяли паровоз, тронулись дальше.

Бухарест встретил офицеров удручающей июльской жарой и сухим воздухом, в котором примешались запахи духов, пота, пыли и ароматы фруктов. Все разговоры вертелись вокруг войны и действия русских войск. Турки отступали, но мало кто знал, что творится при дворе султана. Что готовит неприятель? Ведь он должен что-то делать, учитывая, что ситуация складывается явно не в его пользу. А Англия, Франция, Германия и Австро-Венгрия? Какова их позиция в связи с успехами русского оружия? Что будет с Болгарией и Румынией по окончанию военной кампании? Подобные вопросы будоражили умы тысяч людей, но прямо сейчас Бронислав уделял им совсем мало внимания. Его куда больше интересовала перспектива наконец-то добраться до места назначения и представиться новому командиру.

Гостиницы, трактиры, кафе и ресторации оказались забиты под завязку. Несмотря на войну, а скорее всего, именно благодаря ей, люди стремились насладиться жизнью и многочисленными радостями, такими как женщины, еда, вино, азартные игры и прочее, чем мог порадовать Бухарест. От обилия русской и румынской формы на вокзалах и прилегающих улицах разбегались глаза. Иногда попадалась белые мундиры и кортики морских офицеров. Изящно одетые барышни прикрывались от солнцепека зонтиками и ненавязчиво строили глазки. Хмелёв тут же подкрутил ус и сделал «стойку».

— Гляди, Бронислав, какая-то графиня едет в карете с поднятым задом, — шумно пошутил он, кивая на изящное ландо, в котором сидела не менее изящная дама и первым же захохотал над своей двусмысленной остроте.

Путь до Журжево на берегу Дуная офицеры так же проделали в поезде, правда свободного места пришлось ждать несколько часов, так как тысячи людей непрерывным потоком курсировали туда и обратно. Но зато в Журжево все сложилось самым благоприятным образом. Хмелёв находился в прекрасных отношениях с командиром речного порта и тот мигом устроил им место на ближайшем пароходе.

— Еще с середины мая мы уже полностью контролировали средний Дунай, — просветил Хмелёв, когда они стояли на палубе и с интересом наблюдали за пожелтевшей от зноя растительностью на берегах. — А теперь турки и мечтать забыли, чтобы прорвать наши заграждения и подняться хотя бы до Туртукая.

— Ничего не скажешь, хорошо работает наша флотилия, — констатировал Бронислав.

— На Балканах все хорошо работают. Разумеется, кроме штабных крыс, зажравшихся интендантов, безмерно жадных торговцев и прочей сволочи, — поручик с презрением сплюнул за борт.

— А румынский князь Карл?

— Аника-воин[22], как и вся его напыщенная братия. Воюют они паршиво, примерно, как и турки, без огонька и с оглядкой. Хуже всего то, что румыны лукавы до невозможности, думают, что всех хитрее и считают, что оказали нам неоценимую помощь, мол, теперь вся Россия у них в долгу.

В Никополе Хмелёв познакомил его с несколькими офицерами, которые устроили им радушный прием, накормив и напоив так, что Громбчевский поутру мучился похмельем.

Из Никополя до Плевны добрались вместе с донскими казаками, которые часто курсировали по дорогам, поддерживая порядок на недавно захваченных территориях.

В Плевне офицеры быстро сориентировались, взяли бричку с бородатым кучером на козлах и без особых трудностей добрались до городской ратуши, где находился генерал Соколов, назначенный военным комендантом города. Они поднялись на второй этаж, прошли в скромно, по-военному обставленную, приемную и представились.

— Ожидайте, господа, его превосходительство примет вас через пятнадцать минут, — сообщил им молодой подтянутый адьютант, вставший из-за покрытого зеленым сукном стола. Он был одет в форму есаула 5-го Донского казачьего полка. Писарь в чине гусарского ефрейтора сидел за другим столом, он так же встал и поприветствовал вошедших, после чего продолжил работать с бумагами. — Сейчас у него делегация плевленских купцов и старейшин. Решают вопросы коммерции и безопасности города, — добавил есаул с едва заметной иронией.

Офицеры познакомились, пожали друг другу руки и разговорились. Есаула звали Семёновым Василием и тот быстро сообщил им, что адьютантом при генерале служит недавно, меньше месяца, а ранее участвовал в боях за Никополь, Плевну и в кровопролитном сражении на реке Вид.

— Михаил Сергеевич давно ожидает вашего прибытия, — добавил ординарец.

— Как себя с ним вести? — напрямую поинтересовался Бронислав.

— Естественно, — есаул рассмеялся. — Будьте самими собой, генерал презирает лицемеров и трусов.

Минут через десять двустворчатые двери раскрылись и из кабинета Соколова потянулись гражданские в титулярных костюмах. Переговариваясь, они ушли, после чего Громбчевскому и Хмелёву предложили пройти внутрь.

— Очень рад вас видеть, господа, — с улыбкой приветствовал их Соколов после того, как они представились. Генерал выглядел молодым, подтянутым и энергичным. Светлая форма гусар Смерти смотрелась на нем так, словно он в ней родился. На до блеска начищенных сапогах позвякивали шпоры. Два Георгиевских ордена, один в петлице, другой на шейной ленте недвусмысленно подтверждали смелость и славу их носителя. Узкий шрам пересекал бровь генерала, взгляд его был цепким и внимательным, а рукопожатие оказалось крепким, руку Громбчевского словно в тисках сжали. Генерал был ниже и естественно, слабее физически, но Бронислав неожиданно подумал, что не стоит иметь такого человека во врагах. А вот стать ему другом — это, считай, подарок судьбы. Да и подчиненные наверняка готовы пойти за таким хоть до самой смерти. —