Книга Кистепёрые - Юрий Никитин

дальше. По прямой…

Голос прозвучал зловеще, как у ворона Одина, что предвещал одни несчастья, я опустил ладонь на грызуна, а пальцы левой зависли над клавой.

За деревьями мелкий ручей, перешёл вброд, вода реалистично булькает, расходится кругами, на том берегу галька и чахлая трава, мелкий кустарник, ещё дальше могучие дубы, держатся один от другого на расстоянии, кронам нужен простор, за ними пара ржавых скал, каменистая возвышенность с округлыми валунами, словно здесь недавно был берег моря.

– И что не так?

– Дальше, – ответил он, – сам помню, вон до того дуба доделали, а оттуда хотели что-то иное… Ну, то ли озеро, то ли березняк с оленями.

Я поморщился, ускорил шаг, могу даже бегом, вот так, сидя в уютном кресле, локация хорошо отработана, трава шелестит под ногами, галька похрустывает, ветки шумят и качаются над головой, всё сделано безукоризненно, каждый листок вытютелен, дальше местность чуть понизилась, трава стала сочнее, вдали из дымки проступили соплеменные.

– Ну как, – спросил он, – всё классно, шеф?

– Пока норм, – ответил я, – всё в ажуре…

«Не совсем, – мелькнула мысль, – чего это начинаю оглядываться на каждом шагу, с подозрением смотрю на густые кусты, на заросли высокой травы в мой рост, даже на россыпь крупных камней, мало ли что притаилось за ними, готовое к прыжку».

Он поглядывал на меня всё чаще, сам тоже насторожён, меч наготове, щит снял со спины и держит в руке, продев по локоть под ремни.

– Чувствуете?

– Есть такое, – пробормотал я. – Кто дизайнерил?

Он сказал со значением:

– В том-то и дело, шеф. Никто!.. Я допрашивал с пристрастием. Остаётся одно…

Он умолк, я договорил:

– «Алкома» продолжает недоделанное?

– Похоже на то, – ответил он тревожным шёпотом, – Даже не просто недоделанное! Недоделанное заканчивала и раньше. А здесь вся локация, шеф, с нуля!.. Вот смотрю по сторонам, вроде бы всё верно, а очучение такое, будто осьминог продолжил обустраивать!.. Свой осьминог, домашний и даже ручной, но всё-таки не гордый потомок обезьяна. Не пойму, что не так, вроде бы пропорции в норме, каждый камушек и травинка строго по регламенту, но как будто по другой планете тащу своё бренное тело с вот таким шипастым хвостом!.. А он то и дело цепляется непонятно за что, а это вздымает, даже вздыблячивает шерсть по всему телу!

Я шёл уже медленно, поглядывал по сторонам и даже всматривался в землю под ногами.

– Мурашки по спине?..

– Ещё какие, – ответил он с готовностью. – А как вы?

– Тоже, – подтвердил я с неохотой, – но, с другой стороны, это как бы в струе дизайнерской мысли, если это мысль, а не. Баймер должон чувствовать напряг. И мурашек по спине и даже по одежде.

– Одна из заповедей успеха, – согласился он, – но мы не только баймеры, шеф!..

– Смотри в оба, – буркнул я.

Он нервно оглянулся.

– Что-то наблюдает за нами… Вон оттуда!.. Нет, вроде бы из-за той стены травы, это камыш, помню с детства, всегда в нём боялся заблудиться.

Я сжал рукоять меча, замедлил шаг, Минчин с готовностью остановился. На лбу выступили мелкие бисеринки пота, блестят, как пирсинг от Сваровски.

– Одобряю, – сказал я твёрдо, хотя сам вздрогнул, а внутри завопило, как можно такое одобрять, здесь страшно и неуютно, нужно делать мирный и благостный мир, а звери должны подпрыгивать и красиво падать, как только стрельнёшь в их сторону. – Пугаться полезно. Психологи говорят, так стресс снимают.

Он сказал со вздохом:

– Но нервы горят, горят. Страх в нас всобачен для выживания вида. Бесстрашных слопали первыми. Но всё-таки приятнее жить в беспугательном мире.

– Мало ли что, – отрезал я. – Человеку нужны препятствия, иначе не человек, а демократ. А то и вовсе либерал! Всё, возвращаемся. Но за этими штучками «Алкомы» вовсю, понял? Чтоб не слишком увлекалась, дорогуша. Реакция быстрее, память больше, но в целом чтобы оставалась такой же дурой, как и мы. Недаром же дураков на свете всё больше и больше. Значит, эволюция их зачем-то размножает.

Он усомнился:

– «Алкома»?.. Увлекаться неспособна, а вот Теодор и Невдалый ещё как! Потому это их к ней на коротком поводке и в намордниках усиленного режима свободной демократии.

– Как? – ответил я. – «Алкома» с первого дня знает о байме больше нас. Ей вкачали всё и насобачили улучшать и оптимизировать. Вот и это, оптимизирует. Использует те приёмы, которые ей задали.

– Рабочая лошадка, – согласился он послушно. – Но очень уж быстро растёт ребёнок, растёт. И всё больше берёт на себя, что как бы хорошо, но тревожно… Шеф, нужно было дать ей мужское имя. Я всегда не доверял женщинам.

– Попробуй жениться, – посоветовал я.

Он отмахнулся.

– Да кто из нас не пробовал? Только Грандэ всё ещё в том странном состоянии квантовой запутанности, именуемом браком. Но на этот раз современном, без женщины. Значит, пока не влезать?..

– Но возьми на контроль, – велел я. – Чуть что, так сразу, понял? Только тебе доверяю, ты не полезешь с вот такой отвёрткой в системный блок.

– Сделаю, шеф, – ответил он истово. – При первом же! А то ишь…

– Надо, – пояснил я. – Сам знаешь что, если не.

Он зябко повёл плечами.

– Чую всеми афедронами. Я человек, для нас чуять – это чуять! Хоть мы люди, как вы предположили в минуту просветления, а не поэты. Возвращаемся?

– Выходим, – ответил я с готовностью, – что-то мне здесь некошерно.

Он кивнул и неслышно вышел из кабинета. Я переключил дисплей на новости хайтека, откинулся на спинку кресла и опустил веки на глазные яблоки.

Чувствую, как дёргаются там под тонкой кожей, поворачиваются, всё-таки тряхнуло творчество «Алкомы», хотя она всего лишь помогает делать то, что делаем сами.

«А мы в уютном мирке, – мелькнула мысль. – Уютном технологическом, где всё как бы по нашей воле, хотя и не совсем, технология начала вести себя достаточно самостоятельно. Вроде бы всё делаем по своей воле, но всё чаще кажется, что у неё своя цель и свои способы её достижения».

Но это мы в уютном мирке, а по планете уже скачут четыре всадника.

Войны, голод, засухи, люди снова дичают, сбрасывая шелуху культурности, ненависть всех и ко всему зашкаливает. Мир захлёстывают чёрные волны ненависти, злобы и ярости, и только редкие островки высоколобых ещё светят в ночи либерализма. Увы, их береговая линия стремительно сокращается.

Я оптимист, надеюсь на сингулярность, в ней всё будет о’кей, нужно только успеть добежать до неё или хотя бы доползти, обламывая ногти, но сроки всё отодвигаются, уже чувствую всеми фибрами, не доползу даже на последнем издыхании.

Ужаса не чувствую, это в молодости, но грустно, ещё бы жить и жить, угораздило же родиться человеком, вон секвойям по пять тысяч лет, и ничего, смотрят свысока.

Глава 12

В дверь тихонько стукнули, вошёл Грандэ, впился в меня взглядом, вид взъерошеннее обычного, быстро подошёл к столу и, наклонившись ко мне, сказал тихо:

– Шеф, засёк инсайдера.

– Кто? – спросил я в лоб.

– Седых, – ответил он шёпотом. – Он на удалёнке, раньше вообще не появлялся в офисе, а теперь зачастил. Хитрый, гад, нигде вроде бы ни слова, но сейчас камеры по всему городу, а наша умничка умеет собирать информацию, как пылесос из компа удалого геймера.

– Ну-ну?

– В общем, – сообщил он