Книга Настоящий американец 2 - Аристарх Риддер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Парни, у меня было видение. Вот посмотрите на друг на друга. Кто мы? Англосаксы, ирландцы, итальянцы, евреи, цветные. Правильно? Да, но главное, мы с вами Американцы! Мы будущая опора нашей великой нации. И мы должны быть вместе! Голос одного — это голос никого. Поэтому, нам нужно отбросить прежние распри, вспомнить о том, чему учил нас Иисус и Моисей. Быть вместе, быть заодно.
Тут Ленни сделал паузу.
— И вместе пойти бить греков! — закончил он и зал взорвался овациями.
— Женат ли я? — дождавшись, когда все успокоятся, Ленни Брюс продолжил. — Да женат. И знаете что? Я как и все хочу видеть в своей жене сочетание учительницы воскресной школы и проститутки за 500 долларов за ночь! К счастью для меня последняя побеждает чаще.
И эту фраза пришлась народу по душе, только в дальнем от меня углу за столиком нашлась пара недовольных, выразив свое отношение к шутке свистом.
Брюс же тем временем продолжал:
— Женщины всегда упрекают мужчин, что их интересуют только сиськи и бутылка, но забывают, что они сами, сначала дают своим новорожденным сыновьям грудь, а потом начинают приучать их к бутылочке!
И снова зал взорвался хохотом, а один из тех, кто раннее освистывал комика громко прокричал:
— Проваливай отсюда, еврей! Надоело тебя слушать!
— А кого ты хочешь услышать, находясь в Нью-Йорке? — делано удивился Ленни со сцены. — Да в этом штате в кого не плюнь — тот еврей! Даже если тебя зовут Боб и ты с детства ходил в католическую церковь, учился в воскресной школе и поешь в церковном хоре — ты все равно еврей!
Не знаю, что тут смешного, но и эти слова были встречены публикой с восторгом.
Поняв, что все под контролем и Ленни справляется, я, закончив с виски, зашёл в служебные помещения бара, а оттуда уже на пивоварню.
Изначально в планах было посмотреть отчеты, да сказать парням из ночной смены, чтобы они достали пиво из моей машины для завтрашней дегустации. Но к своему удивлению, в столь поздний час я застал на заводе практически всё руководство, включая мистера Осборна, закупщика Курта и Мишеля Дюбуа, моего канадского микробиолога.
Повод для их сбора послужила авария, которая произошла еще утром в варочном цехе, и мои люди целый день ее устраняли. Но сейчас уже все было в порядке, не считая поменявшей расцветку когда-то ослепительно-белой стены. Теперь ее украшал причудливый узор жёлтого с зелёным цветов, по всей видимости, пиво било в нее струей.
— Если сфотографировать эту стенку и фотографию повесить в рамку, то получится отличный образец современного искусства, — озвучил я посетившую меня мысль.
— Эээ, — среагировало трио из руководства, дружно уставившись на раскрашенную хмелем стену.
— Ты это серьезно, Фрэнк? — озвучил общее недоумение Осборн.
— Почему нет? Современное искусство — это же то, что нас окружает. Это могут быть и следы потеков какой-нибудь жижи, и взорвавшиеся от давления или полетевшей прокладки в насосе стальные танки — все это можно оформить в рамочку и сделать экспонатом музея.
Ответом мне было озадаченное молчание и заполняющиеся ужасом глаза руководства.
— Фрэнк, это не смешно! — вспылил Осборн. — Мы соблюдаем все меры предосторожности и внедренные тобой стандарты качества, и у нас ничего взорваться не может!
— Извини, занесло не туда, — покаялся я перед этими далекими от современного искусства людьми. — Ладно, давайте лучше пиво дегустировать, я специально его вам из Европы привез, — мои последние слова словно послужили сигналом для рабочих, они как раз начали заносить в лабораторию ящики с пивом.
Мишель организовал остальное: шестиунцевые бокалы и обязательные кувшины с водой. Пробовать нам предстояло несколько сортов и после каждого надо было освежать вкусовые рецепторы, чтобы предыдущий вкус не искажал восприятие следующего.
Начали мы с Кельша. Этот германский сорт хоть и был разновидностью светлого пива, но в отличии от Coors или нашего Sunshine, который, к слову, разлетался во всех окрестных магазинах как горячие пирожки на вокзале, это не лагер (пиво низового брожения), а эль (пиво верхового брожения). Поэтому кельш отличался большей глубиной вкуса и был с приятной горчинкой, которая всем понравилась.
Затем пришёл черед Ламбика. Я специально купил в Лихтенштейне выдержанную, десятилетнюю разновидность этого бельгийского пива и рассчитывал, что оно произведёт впечатление на моих людей. Так и вышло.
— О, Ламбик! — воскликнул мистер Осборн, едва попробовав. — И очень хороший! — допив бокал, он предался воспоминаниям. — Давненько я не пил это пиво. Последний раз это было в Бельгии, когда мы с генералом Паттоном как следует надрали задницы бошам.
Услышав его самодовольное заявление, я еле сдержал усмешку. «Мы с генералом Паттоном» из того же ряда, что и «галантерейщик и кардинал — это сила». Масштабирование своих личных заслуг — отличительная национальная американская черта.
— Да, я пил его под Антверпеном, — продолжал настольгировать Осборн, — мы тогда выбили бошей из какой-то деревушки, дыра дырой, да еще и название такое, что язык сломаешь. Но там была пивоварня! Лейтенант Макриди послал меня с двумя парнями за пивом на весь наш взвод, мы с одним из местных спустились в подвал и увидели нечто.
— Что именно, мистер Осборн? — поторопил рассказчика, который взял театральную паузу Курт. Он годился Осборну в сыновья и всегда обращался к нему очень уважительно.
— Потолок этого подвальчика был весь покрыт самой настоящей шубой из дрожжей и под ними стояли бочки из-под вина, в которых и варилось пиво. В эти бочки с потолка падали дрожжи, которые и делали всё дело.
— Какой ужас, — среагировал на услышанное Дюбуа и брезгливо поморщился. — Вот тебе и метод естественного брожения, — он неодобрительно поцокал языком.
— Ха, для тебя да, ужас, приятель. Тебе с твоими пробирками и прочей заумной ерундой там точно делать нечего. Твоей подружкой стерильностью в том подвале даже