Книга Иоанн III Великий: Ч.3 - Людмила Ивановна Гордеева

class="p1">Становилось жарко. Иосиф расстегнул свою шубейку, вскоре и вовсе снял её, оставив на всякий случай в руках. Вскоре снял и шапку из заячьего меха, подаренную ему ещё в начале осени хозяином дома, где они останавливались на ночлег, за то, что он выправил мужику вывихнутую руку. Инок вытер вспотевший от жары лоб. Время, казалось, остановилось, замерло вместе с ним в напряжённом ожидании. Но вот стукнуло металлическое кольцо двери, она отворилась и также тихо закрылась вновь, впустив вместе со струёй холодного свежего воздуха и его желанную искусительницу. Он узнал её даже не по лицу, не по одежде, которую поначалу и не разглядел. Он узнал её по волнению, которое охватило его, по громко застучавшему своему сердцу. Она приблизилась, и он увидел светлое пятно её лица, длинный кортель из плотного шёлка, подбитый нежным мехом, запахнутый и завязанный широким поясом.

Иосиф поднялся, и они оказались совсем близко друг от друга. Он безумно хотел, но боялся дотронуться до неё, тысяча мыслей и чувств перемешались в его голове. Осознание своего греха и желание согрешить, решимость и отчаяние, страх, что она сейчас уйдёт или исчезнет, и тут же надежда, что всё это сон, и он сейчас же проснётся — чистый, свежий, невинный перед Господом и людьми. И опять не хотел, чтобы это был сон, а напротив, страстно желал согрешить, свершить то, что ещё совсем недавно казалось ему недоступным и невозможным.

Более двадцати лет не прикасался он ни к одной женщине, пережив все связанные с этим муки, какие только могут выпасть на долю крепкого, здорового мужского организма. Только, казалось, начал обретать покой, как явилась она, эта дьявольская искусительница.

Она совсем приблизилась к нему и прошептала:

— Пришёл... Пришёл мой монашек!

— Скажи, тебя не бес подослал? — спросил он всё так же шёпотом, всё сильнее желая и не смея дотронуться до неё.

— Я и сама не знаю, кто меня послал, — улыбнулась она, и он увидел в полутьме её сияющие глаза и белые зубы.

Она подняла руки и протянула их к нему, взяла с двух сторон за талию, придвинулась к его груди, к животу. Шубейка, которую он всё ещё держал в руке, медленно свалилась на пол, руки его освободились, но он всё ещё боялся поднять их ей навстречу. Тогда её руки соскользнули по его телу ещё ниже, к бёдрам, и сильнее притянули его к себе. Больше он не владел собой, обнял её за плечи и, чуть помедлив, сам прижал к своей груди. Так стояли они какие-то мгновения, наслаждаясь близостью тел, наполняясь, словно бокалы вином, страстью и желанием. Но вот она вывернулась из его рук и, отклонившись, быстро закрыла крепкую дубовую дверцу бани на крючок. И тут же вернувшись к нему, торопливо начала развязывать пояс-кушак на его рясе, помогла стягивать сапоги и рубаху, в которых он уже изрядно запарился.

Он было вновь вспомнил про грех, дрогнул и придержал свои порты, как последнюю ограду, твердыню, защиту от падения, до которого оставался один какой-то миг. Тогда она лёгким движением сбросила свой пояс, распахнула кортель, и под ним он почувствовал совершенно голое и нежное её тело, которое льнуло к нему, жаждало его, он ощутил её груди, которые тоже прижались к нему, руки же её протиснулись вниз, под порты...

В глазах его почернело, по телу пробежал нервный озноб, и он больше уже не мог сопротивляться, без сожаления расставшись со своими портами и опустившись на лавку под лёгким натиском её ласковых рук. И тут же овладела им — не спеша, страстно, жёстко, словно мужиком был не он, а она — молодая, нежная, но крепкая телом и духом женщина. И лишь получив то, к чему так долго стремилась, уняв тихий стон и успокоив дыхание, крепко и нежно поцеловала его в губы, осторожно расправив пальчиками его усы. Волна желания вновь прокатилась по его только что оттрепетавшему телу. На этот раз и он проявил свою волю, цепко держа её за бёдра крепкими, наработанными в пекарне руками. Она гибко и трепетно подчинялась малейшей его прихоти, предчувствуя все его желания, следуя за его движениями и даже помыслами. Она всё ещё была в своём кортеле, мех которого слегка прикрывал её спину, ласкал их обоих. Но наконец-то, исполнив всё, что желал на этот раз он, она освободила свои руки и скинула с себя рукава платья. Оно упало рядом с его шубейкой. Поднялась, взяла Иосифа за руку, он молча двинулся за ней следом.

Приоткрыли дверцу парилки и, продолжая держаться за руки, вошли внутрь. Тут тоже имелось слабое освещение: в углу горел масляный светильник. И только тут он разглядел, что у неё длинные светлые волосы, красивые и вьющиеся. Она так и пришла в баню с непокрытой головой, но они были под кортелем и потому не показались ему. Здесь, как и в предбаннике, было плотно завешено маленькое окошечко, стояли такие же широкие лавки и несколько скамеек, печь была только недавно крепко протоплена, чаны наполнены водой.

Она сняла с края котла висевший на нём ковш с ручкой, зачерпнула воды и плеснула ею на раскалённые камни. Они зашипели и выпустили из себя добрую порцию тёплого ароматного пара. Ещё одним взмахом она ополоснула широкие двухъярусные полати. Потом, не останавливаясь, размешала в большом тазу горячую и холодную воду и, усадив его на скамью, стала медленно и с удовольствием обмывать его, начав с лица, с усов и бороды, перемежая движения рук с поцелуями. И вновь он долго не мог оставаться спокойным, испытывая сладостное прекрасное вожделение. Обмывая его и играясь, на этот раз она не спешила исполнить его прихоть, подставляя к его губам свои упругие груди, крепче и крепче разжигая взаимное влечение.

Время остановилось для них. Он больше не думал о грехе, о гневе Божием, об искуплении. Он отдавался своему животному инстинкту и блаженствовал, ощущая, будто находится в плотском земном раю...

Намывшись и натешившись, они отправились к столу, завернувшись в заготовленные заранее большие простыни.

— И как зовут-то тебя, монашек, — спросила она наконец о том, с чего люди начинают обычно своё знакомство.

— Иосифом, — ответил он, насыщаясь нежной рыбой, тёплым ещё пирогом.

— А меня Фенечкой, Февроньей, — блаженно улыбалась она, глядя на него в упор яркими влюблёнными глазами.

Свеча горела совсем рядом, и только тут он ещё раз, как и тогда на ярмарке, впервые прямо посмотрел в