Книга Фармацевт — 2 - Александр Юрьевич Санфиров

сотни тысяч рублей, и в ответ, наблюдая лишь равнодушное спокойствие. Наверно, он отнес его на счет юношеского непонимания грандиозности цифр, о которых он говорил. Ну, да бог с ним с Коэном. Еще утром у меня даже в мыслях не было планировать, чем буду заниматься в следующем году.

А во второй половине дня в ходе нашей продолжительной беседы уже появился целый план — получить диплом фармацевта, аттестат о среднем образовании и продолжить учебу в химико-фармацевтическом институте, в Ленинграде.

Думаю, что Давид Гиршевич без проблем найдет мне жилье. В следующем году не один десяток семей его соплеменников соберутся отъезжать в землю обетованную и за приличные деньги запросто пропишут меня в свою квартиру.

Так, что теперь только оставалось благополучно дожить до этих замечательных дней, когда я распрощаюсь с тихим патриархальным Петрозаводском и перемещусь на четыреста километров южнее в город-колыбель революции, с которым у меня было связано столько воспоминаний из прошлой жизни.

Потерявшись в прошлых событиях, нечаянно плеснул кипящим бульоном на многострадальное предплечье, только утром пришедшее в божеский вид после вчерашних издевательств.

Зашипев от боли, я наблюдал, как на коже медленно вспухает ожоговый пузырек.

-Вот нечаянный повод еще раз посмотреть на регенерацию кожи, — подумал я, дотронувшись до пузырька.

Тот немедленно лопнул от этого прикосновения, и небольшое количество лимфы растеклось по коже. Я же с восторгом наблюдал, как отпали отслоившиеся кусочки мертвого эпидермиса, а с краев ранки быстро нарастал его живой, розовый слой. За несколько секунд ожог полностью пропал.

— Да я, король регенерации! — насмешливо думал я, пытаясь найти хоть малейший след ожога на предплечье. Но тот исчез безвозвратно.

— Интересно, как бы отреагировал Коэн на мою новую особенность? — вдруг пришла мне голову неожиданная мысль. Поежившись от возможности такого события, мысленно дал себе клятву, что о новых возможностях больше не узнает ни одна живая душа.

Интермедия

В обширном купе мягкого вагона, Коэн оказался единственным пассажиром. Немного желающих находилось заплатить три цены купе, чтобы провести ночь на мягком диване, а не на тощем матраце, постеленном на жесткую койку.

Давид Гиршевич, покупая билет, особо не надеялся, что попутчиков у него не окажется, но был только рад этому обстоятельству. Медленно потягивая шипящий нарзан из стакана, старый провизор обдумывал итоги своей поездки.

Отправляясь в неё, особо на удачу он не рассчитывал. Смерть Когана действительно нарушила хорошо отлаженную систему сбыта лекарства. Конечно, привычка всегда оставлять запасной выход, помогла Коэну и на этот раз. С возникшими долгами он рассчитался сразу, и мог бы на этом закрыть доходный гешефт.

Но ему не давали покоя загадочные обмолвки давнишнего приятеля о волшебных руках некоего студента-фармацевта. Собственно, и действие порошков казалось необъяснимым. Старый, давно известный рецепт после того, как побывал в руках этого паренька, давал совсем другой лечебный эффект.

Коэн не приставал с ножом к горлу друга, чтобы тот объяснил все непонятки, но надеялся со временем, что Коган сам расскажет, как он получает Виагру. Однако, неожиданная смерть последнего похоронила все его надежды.

Давид Гиршевич действительно после получения телеграммы о его смерти попал в больницу.

Там у него было время обдумать свои действия. Долго сомневался, но все же решился на поездку, сообщив коллегам по работе, что должен все-таки съездить на могилу к однокурснику и другу.

Ехал Давид Гиршевич не на пустое место. О своем приезде он сообщил Семеновой, зная прекрасно, как та злится, что он не приехал на похороны Соломона Израилевича.

Как Коэн и рассчитывал, вся злость бывшей однокурсницы испарилась, когда она услышала о его стенокардии и госпитализации. И тем не менее, пока Давид Гиршевич не присочинил, что задолжал из-за смерти Когана большие деньги нехорошим людям, она никаких подробностей о работе своего начальника и бывшего любовника не рассказала. И только после этого выложила всю правду и даже согласилась переговорить с мальчишкой, чтобы тот сделал еще партию порошков, якобы чтобы погасить фальшивый долг.

К словам Семеновой, Давид Гиршевич отнесся без особого доверия, но когда та в полном раздрае вернулась после разговора с юным фармацевтом и сообщила, что тот требует одиннадцать тысяч рублей за порошки, Коэн понял, что ухватил удачу за хвост. Ни один семнадцатилетний сопляк не догадался бы потребовать такие деньги за пакет порошков, если бы не знал их примерную стоимость.

Давид Семенович в последний приезд Когана передал ему пятнадцать тысяч рублей и если парень требует одиннадцать тысяч, значит, такую сумму Коган ему и назвал.

Коэн, добравшись в мыслях до этого момента, задумчиво хмыкнул.

— Да Сеня, что-то к старости стал слишком честным. Утаил всего четыре тысячи от партнера,- подумал он.

Деньги он на всякий случай взял с собой, поэтому без особых сомнений вручил их Анне Тимофеевне. Её, кстати, пришлось долго уговаривать, чтобы она согласилась их передать пареньку-фармацевту.

Процесс передачи Давид Гиршевич наблюдал самолично.

Высокий симпатичный парень, принесший пакет с лекарствами произвел на него неплохое впечатление.

Узнав от Семеновой, что готовые порошки, оказывается, больше месяца дожидались его в аптечном сейфе, он поздравил себя с тем, что решился на эту поездку. После чего, узнав от женщины адрес Виктора Гребнева, отправился к нему в гости.

Зная, что тот живет в квартире умершей бабушки, Коэн заранее готовился к затхлой атмосфере запущенного жилья со старой мебелью и скрипучими полами.

Первое сомнение появилось у него, когда он остановился у двери обитой новым дерматином под кожу и медной табличкой с номером квартиры.

Все еще сомневаясь, он нажал кнопку звонка.

Вскоре дверь открылась, и на него вопросительно посмотрел вчерашний парень в спортивном костюме.

Когда Коэн, после объяснения цели визита, зашел в прихожую, то сразу понял, что продуманный план разговора рухнул и ему срочно нужно продумывать новую линию поведения.

С человеком, живущим в такОй квартире, следует говорить совсем по-другому.

В этом мнении он утвердился во время беседы, его собеседник нисколько не тушевался, без проблем свободно переходил в разговоре с одной темы на другую. И вообще, Давид Гиршевич никак не мог отделаться от ощущения, что он разговаривает не с семнадцатилетним юношей, а с вполне сформировавшимся взрослым человеком, как бы не старше чем он сам. И чувствующим себя в беседе, как рыба в воде.

Этот диссонанс между внешностью подростка и его холодными внимательными глазами, речью, присущей больше пожилому опытному человеку тревожил Коэна и заставлял его иногда чувствовать