Книга Снежный ангел - Николь Баарт

С горькой улыбкой, стараясь унять окрашенное печалью нетерпение, Митч открывает обложку. Это своего рода дневник. Нет, сборник писем. В уголке нацарапана дата. Митч глядит на календарь над кроватью. Стало быть, написано это было семь лет тому назад. Семь лет. Долгий срок. Целая жизнь.

Ну-с, почитаем.

Дорогая Рэйчел,

С чего начать? Сама знаешь, я и раньше в речах был не силен, а скоро, доктора говорят, будет и того хуже. Выходит, тянуть с этим мне нельзя. А то и слов никаких не останется.

Они говорят: болезнь Альцгеймера. После того удара я начал все забывать, и теперь они говорят, что «проводки» у меня в голове все поперепутывались. Представляешь? У меня в голове запутанный клубок. Помнишь, когда ты была маленькой и я тебя причесывал по воскресеньям? Один раз у тебя был такой колтун, что пришлось его ножницами отрезать. Ты помнишь? А моих колтунов ножницами не отрежешь.

Вернуть бы нам те деньки. И те года, когда ты была маленькой и тебе надо было помогать расчесывать волосы. Я старался, чтобы не было больно, но ты все равно плакала иногда. Ты прости меня. Сколько бы всего я изменил.

Взять хоть наш последний разговор. Я был так зол. Нет, не зол, – мне было страшно. Знаю я, что он за человек, этот твой Сайрус. Я пятнадцать лет прожил бок о бок с любительницей распускать язык и руки. За милю их вижу. Только глянул, сразу понял: Сайрус Прайс вколотит тебя в гроб. Я на все был готов, лишь бы помешать этому. А что вышло? Вместо того чтобы оторвать тебя от него, я оторвал тебя от себя. И вот теперь я решил оставить тебя в покое. Может, если перестать допекать тебя, ты остановишься, обернешься и увидишь, что я давным-давно жду тебя.

Не очень у меня складно получается, да? Я же говорил, не мастак я по этой части. Кто знает, умей я получше выражать то, что думаю, что чувствую, у нас до такого и не дошло бы. Сколько лет я тебя не видел? Пять? Больше? Я здесь потерял счет времени, но сдается мне, что целую вечность. Все бы отдал, только бы поговорить с тобой, посмотреть на тебя.

Мало что осталось в дырявой памяти, да и время ушло, но я хочу рассказать тебе все, что пока еще помню. Почему любил твою мать. Почему заступался за нее. Как почти всю жизнь считал, что любить и обеспечивать – это одно и то же. Думал, если у тебя есть крыша над головой, если ты одета, обута, сыта, то и довольно. Это теперь я понимаю, что не работа моя тебе была нужна, а я сам. Мое внимание, мое время. Может, не надрывайся бы я как проклятый да почаще обнимай тебя, глядишь, все было бы по-другому.

Мне иногда снится, что я опять молодой, а ты маленькая. Вся в конопушках и хорошенькая до невозможности. Вспомню тебя такой, и аж сердце зайдется. И знаешь? Во сне я иначе себя веду. Слушаю, когда ты говоришь. С работы рано прихожу. И мать останавливаю, когда она принимается обзывать тебя. Дескать, не права она. Ты у нас лучше всех.

Просыпаюсь потом сам не свой. Ничего не соображаю: кто я? Как ухитрился все изгадить? Душу бы, кажется, заложил, лишь бы вернуться назад. Лишь бы сны эти стали явью.

А ты знаешь, что я, бывало, смотрел, как ты спишь? Мне на стройплощадку до рассвета, а я к тебе иду. Каждое утро. Лучшие пять минут за весь день. Очень мне нравилось, как луна светила тебе на лицо и как ты складывала руки под щеку. И так ты мирно посапывала, что легко было верить: все в этом мире правильно.

Каждое утро я молился за тебя. И Господь, должно быть, слышал мои молитвы, потому что, несмотря ни на что, ты с каждым днем становилась все краше. Дорогая моя, родная моя Рэйчел. Ангел мой снежный.

Целую, папа

Глава 16

Рэйчел

24 ноября – 24 декабря

Доктору я сказала, что поскользнулась в ванной. Я не врала. Просто не стала уточнять, что в этом мне помог Сайрус. Да доктор Саттон все равно не поверил бы. Когда мне накладывали гипс на запястье, Сайрус уже являл образец внимания и заботливости – держал меня за здоровую руку и даже время от времени касался моего лба поцелуем. Это было невыносимо! Не потому что он лицемерил. Потому что не притворялся.

После того как Лили неосторожно выболтала мой секрет, Сайрус еще долго держал себя в руках. Все отведали торта, выпили кофе. И только когда отъехала последняя машина, он, не оглядываясь, устремился в нашу спальню. Устроить скандал при дочери? Нет, на это он не пошел бы. Но я-то знала, что меня ждет, когда Лили отправится спать.

– Давай уйдем, – прошептала Лили, хотя нас и Сайруса разделял целый этаж.

– Ты о чем?

– Уйдем отсюда! – Голос звенел отчаянием. – Прыгнем в машину и укатим!

– Шутишь? – Я засунула в посудомойку последнее блюдце, залила моющее средство. – И куда, скажи на милость, мы отправимся?

– Не знаю. Куда-нибудь. Да куда угодно. Поедем искать дедушку! – Лили схватила меня за локоть.

– Ну, дорогая моя, я тебя умоляю…

Папа… Что, если?.. Нет, пустое. Я привлекла Лили к себе, обхватила за худенькие плечи.

– Все будет хорошо.

– Но я же проговорилась про мистера Уивера!

Я рассеянно пригладила ей волосы, все еще пребывая в каком-то оцепенении. Оно навалилось за праздничным обедом, сразу после заявления Лили. Мне бы трястись от страха, а я как под наркозом. В голове одна мысль: «Вот и все». Сама не знаю, что она означает.

– Ну что такого ужасного может случиться? – вопросила я.

Риторический вопрос. Лили и не ответила. Я прижалась щекой к ее макушке и пожелала спокойной ночи.

– Не хочу я идти спать! – заупрямилась Лили. Глаза угрожающе наполнились слезами.

Ничего, пройдет. Мне утешить ее нечем.

– Нет, хочешь. – Я взяла Лили за руку и отвела в ее комнату. Если бы можно было запереть ее там… Я прикрыла дверь. Ангел-хранитель, постой здесь на страже вместо меня!

А дальше события той ночи развивались вполне предсказуемо. За одним исключением: я уже не была прежней малодушной покорной овцой. Сайрус набросился на меня, как только я закрыла дверь. Я не стала ни юлить, ни отрицать очевидного. Да, ходила в «Ателье Эдем», помогала Максу. Да, несколько недель морочила мужу голову… Сайрус все распалялся, а я хранила невозмутимость. Внутри все бурлило, но снаружи я была само спокойствие. Я молчала, однако молчание мое было совсем иным, чем прежде. Раньше у меня язык отнимался от страха и стыда, а сейчас Сайрус бился в злой истерике, а во мне нарастала тишина. Хрупкая пока тишина, которой еще многое предстояло вместить. Но я уже видела ту женщину, которой хотела бы стать. Ее силуэт уже мерцал вдали.

Но от моего спокойствия Сайрус лишь злее становился. И когда он швырнул меня через всю ванную, я только удивилась, что этого не случилось раньше. Долго же он сдерживался! Упав на пол, я схватилась за руку. Запястье, конечно, сломано. Почему-то это не очень волновало. Я смотрела на Сайруса. Как давно я не видела этого выражения… Он испугался! Раскаивается…