Книга Конан и карусель богов - Ник Перумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Киммериец ухмыльнулся и принялся считать добычу. Однако же, закончив это занятие, он только и мог, что с презрением покачать головой.
– Ну и скаредны же вы, именуемые Высокими Богами: вы заплатили мне ровно за три дня службы!..
Все еще усмехаясь и покачивая головой, Конан распахнул дверь таверны.
Конан и слуги чародея
Глава 1
Зима в Туране – самое отвратительное время года. Хотя Ильбарские горы и защищают приморские долины от северных ветров, дождевые тучи почему-то проходят свободно – и, конечно, злорадно вываливают свой холодный, мокрый, слякотный груз на головы туранских обывателей – впрочем, не только обывателей. Сам император, полубожественный Илдиз, покидает на это время Аграпур, предпочитая переждать зимнее ненастье в местах более теплых и не столь расточительных на грязь и сырость.
Но что же делать тем, кто тянет лямку опасной и трудной службы наемника? Илдиз был щедр со своими лучшими солдатами, однако, если ты капитан Вольного отряда, обязанностей твоих с тебя никто не снимет даже и в отсутствие правителя.
В старом добром «Красном Соколе» все оставалось по-прежнему. Отставной десятник конницы Илдиза, Моти, днем содержал довольно-таки приличное даже по столичным меркам заведение, ночами же, не в силах совладать с мамоной, помаленьку скупал краденое. И быть может, не в последнюю очередь благодаря воровскому серебру в «Красном Соколе» совсем не дурно кормили и подавали славное неразбавленное вино, чем грешили иные, более «честные» содержатели других таверн.
Конан-киммериец, капитан отряда наемников в армии Илдиза, сидел в своей любимой аграпурской таверне и пил свое любимое вино из драгоценной серебряной чаши ванирской работы, время от времени лениво обмениваясь с Моти проклятиями по адресу погоды.
Киммериец провел на плацу целый день, без устали гоняя новобранцев, – Илдизу все время было мало тех воинов, которые у него уже имелись. Зима тянулась медленно и скучно. В этот год небесные владыки, верно, за что-то разгневались на Туран – и вот уже целых два месяца, декабрь и январь, дождь со снегом сменялся снегом с дождем. Дары небес моментально таяли, пропитывая сыростью и жалкие лачуги, и роскошные дворцы. Вслед за императором из города потянулась в теплые края знать; в опустевших роскошных апартаментах оставались только дворецкие да немного стражи – а это означало, что приходит хорошее время для того, чтобы несколько облегчить карманы утопающих в золоте толстосумов…
Конан сидел, потягивая вино, и прикидывал в уме, куда имело бы смысл нанести визит нынешней ночью. Жалованье его тотчас по получении уплывало в кошели содержателей питейных заведений и к веселым потаскушкам, коими всегда изобиловал славный Аграпур. Кроме того, постоянный риск был нужен киммерийцу не меньше, чем хорошая девка. Без женщин и опасностей жизнь мужчины тотчас же утрачивает всякий смысл – так считал двадцатичетырехлетний киммериец и по мере сил старался иметь в достатке и того и другого. Приветствовалось, разумеется, если риск завершался хорошим вознаграждением – желательно в звонкой монете.
«Так… Хан Хижрак отправился восвояси позавчера… нет, к нему идти рано – слуги еще не перепились как следует. Эмира Адража нет уже полторы недели. Вон, вчера ванир – золотых дел мастер – говорил, что Адраж взял у него работу, а денег не заплатил, уехал и даже управляющего не оставил. Вот и славно. К нему и наведаемся…» – Конан досадливо дернул щекой. Тьфу, пропасть, до чего же тоскливая житуха – он, Конан-киммериец, король воров Аренджуна и Шадизара, лучший – без хвастовства! – взломщик Аграпура – да что там Аграпура, всего Турана! – вынужден лезть за пригоршней жалкого золота. Не за сказочным самоцветом, мечтой магов и королей, не за чудодейственным талисманом, не за полной ужасных тайн чародейской книгой – за обыкновенным презренным золотом для столовых чаш и кубков, а также тому подобной чепухи. Нет, нельзя сказать, что киммериец пренебрежительно относился к деньгам, он-то как раз относился к ним с большим уважением; однако в голове его густо роились планы разбогатеть за один присест, после чего прикупить себе небольшое, но уютное королевство, где и можно будет славно проводить время в промежутках между подобающими для мужчины занятиями, а именно войнами. Копить же по грошу – удел труса и скряги.
– Благодарю тебя, Моти, – киммериец поднялся, бросив на прилавок мелкую серебряную монету.
– Что-то ты сегодня рано, – подивился трактирщик. – Куда ты пойдешь? Дождь как из ведра… Да еще и снег вроде как сейчас повалит. Оставайся, Пила с Зариной сейчас выйдут танцевать…
– А, меня что-то тошнит сегодня от женских животов и ляжек, – отмахнулся киммериец.
Моти понимающе прищурил один глаз.
– О, прости меня… – он ухмыльнулся. – Ну, как открывается задняя дверь в трактире, ты, надеюсь, помнишь.
Конан скорчил Моти гримасу и – для острастки, чтобы хозяин таверны не становился чересчур уж запанибрата, от души хватил кулаком по столу так, что треснули толстенные дубовые доски.
– Видал? Так что придержи язык, – внушительно произнес киммериец, вставая и запахивая плащ. Несколько побледневший Моти поспешно кивнул.
Едва Конан захлопнул за собой дверь таверны, как в лицо ему угодил здоровенный ком рыхлого, тающего, раскисшего снега, как нельзя некстати свалившегося с крыши. Киммериец выругался и сплюнул. Ночь начиналась хуже некуда, вдобавок дождь и в самом деле шел довольно сильный. Завернувшись в плащ, Конан пустился в путь по темным, залитым водой улицам. Он шел уверенно и спокойно, высоко держа голову, – как и должен, само собой, ходить капитан императорской армии, пусть и командующий не золотопанцирной дворцовой гвардией, а лишь отрядом наемников, которых втравливают в самые опасные и чреватые потерями дела…
От «Красного Сокола» до роскошного, недавно отстроенного дворца эмира Адража было не так и далеко. Киммериец миновал Медную улицу, спустился с холма Мадана, вновь поднялся – теперь на холм Ифритов, миновал небольшой участок замощенной и широкой Торговой улицы, свернул еще раз за угол – и оказался у цели.
Эмир, надо отдать ему должное, понимал толк в дворцах. Сложенное из розового камня строение располагалось посреди обширного сада, скорее даже парка, окруженного высокой стеной. Сам дворец был трехэтажным; в стороны расходились двухэтажные крылья, охватывая специально выкопанный