Книга Сокровище Сивояры - Дмитрий Александрович Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно-ладно, шучу! – сказал Филат. – Какие вопросы, брат? Конечно, выиграл ты!.. Давай пятюню!
Тит, успокоившись, перевёл дыхание и хлопнул его по ладони, в качестве утешения передавая Филату новую порцию магии.
На крыше Пьеро сбросил с плеча ковёр-самолёт. Ковёр был местами сильно потёрт. Три кисти рвались в небо, а четвёртая унывала. Она то взмывала вместе с остальными, то провисала, будто сообщая всему миру: «Бросьте меня, ребята! Я никуда не гожусь!» Пьеро пришпорил её зелёной искрой, и провисшая кисть немного повеселела.
Филат подошёл к краю крыши, лёг и стал всматриваться вниз.
– Триста двенадцать этажей! Каждый этаж – три метра. Это что, почти километр, что ли? Недурно, дохлый хмырь! – одобрил он.
Возле входа в библиотеку собралась целая куча магшин. Крошечные точки моргали синими искрами. Филат нетерпеливо шевельнул в воздухе пальцами, словно увеличивал на смартфоне изображение. Точки стали крупнее, и Филат разглядел громоздкий трейлер, неуклюже втискивающийся в узкий дворик. Отряд магического реагирования имени ЛИХА ОДНОГЛАЗОГО прибыл на место.
Вдоль стены магической библиотеки металась знакомая красная магшинка с орлиными крыльями и счетверёнными камерами.
– Маг-ТВ! – узнал Филат. – И что тут делает Глызя?
– Охотится за магвостями! – предположила Ева.
– Но почему держится так высоко? Почему не снимает высадку отряда? Мужественные лица, штопорники, сглаздаматы и всякое такое прочее! А он вертится примерно возле восьмидесятого этажа и жмётся к самой стене!.. Неужели нашёл ту дыру в хранилище?.. Странная, странная штука. Скользуха утащила гобелен – но кто его прорезал? Кажется, негодяйчиков в этой истории куда больше, чем всегда.
Пьеро погрузил Еву с Филатом и макси-фейсов на ковёр-самолёт и тщательно завернул их в него.
– Сразу ныряйте в тучи, чтобы с земли не засекли! И привет Настасье! – сказал он.
Глава 8
Смерчус Схлопус
Талант – это когда тебя раздражает всё, кроме определённой деятельности, ради которой ты создан. Все твои мысли обращены только к ней. Именно это и создаёт фокусность любви. Солнце, собранное лупой, которое теперь может прожигать любые препятствия.
Приехал министр – блин, опять болтать будет, а мне надо клеить коробочки!
Война началась – блин, это мне назло, чтобы помешать клеить любимые коробочки!
Жена ласково смотрит – чего это она? А коробочки как же?
Смерть пришла – блин, ну как же всё достало! Я так и не успел сделать свою самую красивую коробочку!
Ева любила кабинет Чехова. В нём было темновато: оба окна выходили в засаженный деревьями двор. Зато в кабинете рядом с письменным столом размещалась кафельная печь. Чехов любил тепло ничуть не меньше самой Евы. В музее у заурядцев печи по понятным причинам не использовались, зато в пространственном кармане музея Ева топила печь постоянно. Ей нравился сам процесс. Сидишь у печки и скармливаешь ей дрова. Печь вначале холодная, потом постепенно разогревается. Порой дым пробивался и в основной музей. Экскурсоводы подозрительно принюхивались, а некоторые даже пытались засунуть голову в дверку печи и проверить, не бросил ли кто-то из посетителей туда горящую бумажку.
Для печи Еве постоянно требовались дрова. А где их раздобудешь в центре города? И вот Ева повсюду находила доски и ветки. Прохожие странно таращились на неё, когда видели на Садовом кольце девушку, деловито волокущую забрызганный цементом обломок забора. Филат распространял про Еву слухи, будто это она стащила из Магзо лавочку из аризонского дерева возрастом двести миллионов лет. И что эта лавочка, когда Ева попыталась затолкать её в печь, вырвалась, задрала на печку ножку и убежала в неизвестном направлении.
Сейчас печь тоже была растоплена. От горячего кафеля волнами расходилось тепло. Ева сидела у печки и, прислонившись к кафелю спиной, грелась. Рядом Настасья приводила в порядок Ниськины косички. Ниська, очень серьёзная и довольная, сидела на высоком стуле, разрешив Настасье делать с её волосами всё, что захочется. Косички у Ниськи были жёстче проволоки, и Настасья ворчала, что для таких косичек нужна не расчёска, а плоскогубцы и те скребки, которыми чистят от зарастаний днища кораблей. Ниська так и лучилась от счастья.
Настасье тоже было хорошо, но она ощущениям не доверяла и придиралась к Бермяте:
– Ты опять пил из моей чашки!
– Докажи!
– Утром она была повёрнута ручкой на северо-восток!
– Она так и повёрнута!
– Нет, теперь она повёрнута ручкой на северо-северо-восток!
– Столбняк холерный! В будущем стану учитывать такие вещи! – восхитился Бермята. Сам он занимался тем, что словами уговаривал чайник закипеть. – Найди в себе внутренние ресурсы! Соберись, тряпка! Ты можешь! Я в тебя верю! – убеждал он его.
– А в розетку воткнуть? – спросила Ева. – Или магией там?
Бермята объяснил, что магические лампы жрут слишком много зелени, а чайники и подавно. Выгоднее пользоваться бегающими электронами, которые называются… «Как они называются, Настасья?» – «Электричество». – «Во-во, оно самое!» Он, Бермята, однажды даже затащил к ним в пространственный карман электрика, чтобы тот протянул кабель из музея. Пришёл непонятный парень, посмотрел, подумал, сказал загадочно: «Не, ну тут вам надо электрика вызывать!» – и уехал. Потом Бермята затащил ещё одного электрика. Тот протянул из музея проводку, но она перегорела. На следующий день пришёл третий электрик, спросил, кто тут всё делал, выругал предыдущих мастеров, сказал: «Надо было сразу вызывать меня!» – и гордо удалился, ничего не сделав.
Задора смазывала пулемаг чистейшим растительным маслом, которое наливала прямо из салатницы, придерживая вилкой помидоры. Тит муштровал комариков. Рядом тараканы-пулемётчики играли на губных гармошках. Блохи-артиллеристы разбирали и чистили знаменитого «Емелю» – гаубицу-пушку МЛ‑20. Мухи-цокотухи роями носились по комнате и тащили всё, что плохо лежит. Кто-то тащил виноградину, кто-то бусинку, кто-то кусок ткани, отрезанный от шторы. Потом такой же кусок ткани исчезнет и в музее заурядцев, после чего опять будут винить во всём школьные экскурсии.
Ева рассказывала Настасье, что произошло в Запретной библиотеке. Филат встревал в её рассказ, приукрашивая его множеством бредовейших подробностей. Он обожал придумывать несуществующие подробности к реальным событиям. Сейчас Филат, например, сочинял, как Скользуха кинулась на Еву, щёлкая зубами, но Ева вырубила Скользуху с ноги.
– Прямо-таки с ноги? – улыбаясь, уточнил Бермята.
– Ясельный пень. Но Скользуха такая прочухалась, выхватила у амура арбалет – видели бы вы этих библиотечных амуров! натуральная свиноферма! – и как выпустит