Книга 10 минут 38 секунд в этом странном мире - Элиф Шафак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты познакомишься с кем-то. Высокий, стройный, красивый… – Зейнаб-122 говорила теперь быстрее, ее слова напоминали искры от костра. – Дорожка из цветов означает мощный роман. Он держит кольцо. О боже, ты выйдешь замуж!
Лейла выпрямила спину, осмотрела свою кисть. Ее глаза сузились, словно она смотрела на пылающее солнце вдалеке или на будущее, до которого дотянуться просто невозможно. Когда она снова заговорила, голос ее звучал тускло.
– Ты смеешься надо мной.
– Клянусь, нет!
Лейла колебалась. Если бы такое сказал кто-нибудь другой, она не задумываясь вышла бы из комнаты. Но эта женщина ни разу не сказала ничего плохого о других, пусть даже ее саму постоянно высмеивали.
Зейнаб-122 склонила голову набок, словно искала подходящие слова в турецком языке.
– Прости, если я говорила слишком взволнованно – не могла иначе. Ну то есть… много лет я не видела предсказания, в котором было бы столько надежды. Что вижу, то и говорю.
– Это просто кофе, – пожала плечами Лейла. – Дурацкий кофе.
Зейнаб-122 сняла очки, протерла их платком, а затем снова надела.
– Ты не веришь мне, ну и ладно.
Лейла сидела неподвижно, пристально глядя куда-то за пределы комнаты.
– Верить кому-то – это очень серьезно, – сказала она и на мгновение снова превратилась в девочку из Вана, которая стояла на кухне и смотрела, как женщина, давшая ей жизнь, шинкует салат и дождевых червяков. – Нельзя вот так просто говорить. Верить – значит сильно вкладываться.
Зейнаб-122 пристально посмотрела на нее – это был долгий любопытный взгляд.
– Что ж, тут не могу не согласиться. Так почему бы не принять мои слова всерьез? В один прекрасный день ты уйдешь отсюда в свадебном платье. Пусть эта мечта дает тебе силы.
– Мне не нужны мечты.
– Ничего глупее я от тебя не слышала, – ответила Зейнаб-122. – Всем нам нужны мечты, хабиби, дорогая моя. В один прекрасный день ты всех удивишь. Все будут говорить: «Смотрите, Лейла сдвигает горы! Сначала она перешла из одного борделя в другой, у нее достало смелости, чтобы уйти от ужасной хозяйки. А теперь она и вовсе уходит с улицы. Какая женщина!» После того как ты уйдешь, о тебе будут говорить еще долго. Ты всем подаришь надежду.
Лейла набрала воздуха в легкие, но так ничего и не сказала.
– И когда настанет этот день, мне бы очень хотелось, чтобы ты прихватила меня с собой. Давай уйдем вместе. К тому же тебе понадобится человек для несения шлейфа. Он будет длинный.
Помимо собственной воли Лейла не смогла сдержаться, и тень улыбки тронула уголки ее губ.
– Когда я училась в школе… ну, в Ване… я видела фотографии принцессы-невесты. Боже, она была великолепна! У нее было невероятно красивое платье, а шлейф тянулся на двести пятьдесят футов, представляешь?
Зейнаб-122 двинулась к раковине. Она встала на цыпочки и включила воду. Это она знала от своего учителя: если кофейные частички сообщают хорошие новости, их тут же надо смыть. Иначе судьба наступит на них и все разворошит, как это часто бывает. Она медленно вытерла чашку и поставила ее на подоконник.
– Она была похожа на ангела. И стояла там, перед своим дворцом, – продолжала Лейла. – Саботаж вырезал фотографию и отдал мне на хранение.
– Кто такой Саботаж? – спросила Зейнаб-122.
– Ох… – Лицо у Лейлы помрачнело. – Он был мне очень близким другом.
– Так что про эту невесту? – напомнила Зейнаб-122. – Ее шлейф был длиной двести пятьдесят футов, так ты сказала? Пустяки, хабиби. Я ведь говорю тебе: пусть принцессой ты не станешь, но если то, что я видела в твоей чашке, правда, платье твое будет еще красивее.
Зейнаб-122, прорицательница, оптимистка, верующая, для нее слово «вера» было синонимом слова «любовь», а потому Бог мог быть для нее только Возлюбленным.
Зейнаб-122, одна из пяти.
Зейнаб родилась в тысяче километров от Стамбула, в глухой горной деревушке на севере Ливана. Несколько поколений живших там суннитских семей постоянно роднились друг с другом, и карликовость была так привычна в этой деревне, что даже частенько привлекала любопытных посетителей из внешнего мира – журналистов, ученых и прочих. Братья и сестры Зейнаб были среднего роста, когда приходило время, они один за другим женились и выходили замуж. Из всех детей в ее семье лишь она унаследовала заболевание родителей – оба они были низкорослы.
Жизнь Зейнаб переменилась, когда в дверь постучал фотограф из Стамбула и попросил позволения сделать ее портрет. Этот молодой человек путешествовал по региону, документируя неизвестную жизнь на Ближнем Востоке. Он отчаянно искал кого-то вроде нее.
– Ничто не сравнится с женщиной-карликом, – робко улыбнувшись, сообщил он. – Арабская женщина-карлик – двойная загадка для жителей Запада. И я хочу, чтобы выставка проехала по всей Европе.
Зейнаб и не ждала, что ее отец согласится на это, однако он дал добро – при условии, что их фамилия и место жительства останутся неизвестными. День за днем она позировала фотографу. Он оказался талантливым художником, хотя знатоком человеческой души уж точно не был. Молодой человек не замечал, как на щеках его модели вспыхивал румянец, когда он входил в помещение. Отсняв более ста кадров, он с большим удовлетворением уехал, пообещав, что лицо Зейнаб станет центром его выставки.
В том же году Зейнаб, чье здоровье все ухудшалось, вместе со старшей сестрой отправилась в Бейрут и некоторое время прожила в столице. Именно там, в сени горы Саннин, между бесконечными визитами в больницу, опытный предсказатель, проникнувшись симпатией к девушке, научил ее древнему искусству тассеографии – гаданию, основанному на чтении по оставшимся на дне чаинкам, винному и кофейному осадку. Зейнаб впервые в жизни ощутила, что ее необычная конституция способна сослужить ей хорошую службу. Похоже, людям было особенно интересно, когда будущее им предсказывала женщина-карлик, словно благодаря небольшому росту она каким-то особым образом была связана со сверхъестественным. На улице ее могли поддразнивать или жалеть, а вот в уединении собственного кабинета она была уважаема. И это ей нравилось. Она оттачивала свое искусство.
Благодаря своему призванию Зейнаб могла зарабатывать деньги. Немного, однако и это давало ей надежду. Правда, надежда – опасный реагент, способный спровоцировать цепную реакцию в человеческой душе. Устав от навязчивых взглядов и не имея надежды ни выйти замуж, ни найти работу, Зейнаб давным-давно считала свое тело проклятием. Как только ей удалось скопить достаточно денег, она позволила себе помечтать о том, как можно было бы все это бросить. Она поедет туда, где можно создать себя заново. Разве сказки, которые ей рассказывали с раннего детства, не несли в себе одну и ту же мораль? Ты способен перейти пустыню, взобраться на гору, переплыть океан и победить великана, если у тебя в запасе есть хоть крупица надежды. Герои этих сказок были исключительно мужчинами и вовсе не с нее ростом, но это не имело значения. Они отважились – отважится и она.