Книга Открой свое сердце - Дженнифер Эшли

– Очаровательные пейзажи, – проворковала Олимпия. – А вот и вы, миссис Камерон, и ваш прелестный сынок.

Портрет был написан, когда Дугалу исполнилось пять лет. Мэри стояла прямо, как палка, положив руки на спинку стула. Дугал держал щенка. Взгляд Мэри был строг и спокоен – сама благопристойность. Даже щенок, казалось, знает, что такое хороший тон.

Фейт закричала:

– А вот и мистер Иган Макдоналд!

Иган застыл. Ничего не ведающая Фейт всплеснула руками, глядя на портрет Чарли.

За его спиной на галерее открылась дверь, и появилась Зарабет, одетая в чистое платье из шотландки. Она успела аккуратно уложить свои черные блестящие волосы.

– Вы тут как живой, – блеяла Фейт. – Конечно, намного моложе, чем сейчас.

Зарабет послала Игану сочувствующий взгляд. Она могла злиться на него сколько угодно, ведь была задета ее гордость. Но она понимала его, как никто другой. Она знала, что чувствует Иган, глядя, как девушки восхищенно рассматривают портрет брата. Слишком дорого заплатил он за смерть Чарли – собственной гордостью и самообладанием. Утратил надежду обрести покой в душе.

– Нет, – нервно сказала Мэри. – Это наш брат Чарли. Он погиб на войне.

– Ах Боже мой! – Фейт обернулась к Игану. Ее нижняя губка дрожала. – Как ужасно. Бедный мистер Макдоналд.

Обе девицы выдавили притворную слезу, уверяя друг друга, что понимают, какая потеря постигла семью. Олимпия шмыгнула носом:

– Я чувствую, что он все еще здесь, бедный Чарли Макдоналд. Его дух бродит здесь, безутешный!

– Если вы так думаете, это лишний раз доказывает, что вы ничего не знаете о Чарли. – Иган повернулся к ним спиной и сделал знак Зарабет: – Мне нужно с вами поговорить.

Затем бросился вниз по ступенькам, и Зарабет, испуганно взглянув на него, побежала вслед.

Иган ждал ее в маленькой передней между парадным залом и холлом. Зарабет прошмыгнула в переднюю, и он захлопнул за ней дверь, чтобы отсечь любопытные взгляды с лестницы.

Он хотел было сесть вместе с Зарабет за изящный столик, который Мэри привезла из самого Лондона, но он был слишком взволнован. Он вышагивал взад-вперед по комнате, выглянул в окно на утихающий дождь.

– С вами все хорошо? – осторожно спросила Зарабет.

– Со мной все чертовски плохо.

– Простите. Я слишком задержалась, а то успела бы увести их подальше от портрета.

Удивленный Иган остановился:

– Вы ни в чем не виноваты. Их могла бы предупредить Мэри.

– Что произошло с Чарли? – Элегантная и невозмутимая, она опустилась в позолоченное кресло, которое составляло пару столику. – Мы с Адамом говорили о том, как он погиб при Талавере. Я все пытаюсь понять, почему вы вините себя в его смерти.

Иган хрипло рассмеялся:

– Адам сказал, что виноват я?

– Он сказал, что вы вините себя. И ваш отец думал так же.

– Ну, это, в общем, правда. Отец считал, что я должен был не давать французам выстрелить, пока Чарли не укроется в безопасном месте. – Глаза Игана защипало, словно от едкого дыма, и он закрыл их рукой.

Когда он снова открыл глаза, Зарабет стояла рядом, и чудесные синие глаза светились сочувствием.

Ему припомнилось ее залитое слезами лицо, которое он видел в заброшенном доме, и у него защемило сердце. Он обидел ее, вовсе того не желая. Но, если бы она дала ему волю повалить себя на грязный пол, она бы потом горько пожалела. Иган знал Зарабет – она возненавидела бы себя, точно так же, как он терзался из-за смерти Чарли.

Ему вдруг захотелось поведать ей все. Он придвинул поближе к ней другое кресло и уселся, упираясь локтями в колени.

– История очень простая. Я должен был вести моих горцев в атаку на городские стены, ведь я был капитаном, и у меня был опыт сражения при Опорто. Чарли был новичком, который разыскал меня после моего первого сражения. Все бы ничего, но он последовал за мной в Талаверу.

На него нахлынули воспоминания. Ужасный шум – выстрелы, крики, грохот артиллерии, дикое ржание лошадей. А еще запахи вывороченной земли, крови и испражнений. Словно вчера это было…

– Я велел Чарли оставаться в тылу и не валять дурака. Он едва умел управляться с саблей, хотя стрелял довольно сносно. Он заявил, что солдатам нужен хороший офицер, чтобы вести их в атаку, и что он не собирается отсиживаться, как трус. Я ушел к своим солдатам, и в пылу сражения совсем позабыл о нем, пока не стало слишком поздно.

– Он пал в первой же атаке. Французы стреляли со стен, а Чарли шел прямо под выстрелы. Он умер быстро.

Иган снова закрыл глаза. Зарабет коснулась его рукой – гладкой и прохладной.

– Мне так жаль, – сказала она.

Иган знал – ей действительно жаль. Ее глаза лучились состраданием. Ему захотелось прижать ее к себе и не отпускать долго-долго.

– Я даже добраться до него не мог, пока сражение не закончилось. Мы взяли город, а потом я вернулся, чтобы найти его тело.

Зарабет задумчиво смотрела на Игана:

– Я все еще не понимаю, в чем ваша вина.

Иган покачал головой:

– Я должен был убедить его не лезть на рожон. А я был слишком нетерпелив и невнимателен. Мы поссорились, и я не сдержался. Накричал на него, и это было последнее, что я ему сказал. Потом бросился в битву, а он попытался возглавить атаку. Чертов идиот!..

– Неизвестно, смогли бы вы убедить его, даже если очень постарались бы. Похоже, он был сорвиголова.

– О да, таким он и был, наш Чарли. И все сходило ему с рук. Мы звали его Красавчик принц Чарли.[7]Вот еще один очаровательный господин, любитель загребать жар чужими руками!

Иган замолчал, неподвижно глядя на собственные зажатые в коленях руки. В тот день Чарли наорал на него и заявил, что не нуждается в заботливой наседке.

А Иган ответил: «Иди на смерть, если хочешь. Мне нет дела».

Потом ему пришлось вернуться домой и предстать перед отцом. Сказал, что Чарли погиб, когда его самого не было рядом.

Прочь воспоминания. Хватит на сегодня!

– Но я вызвал вас сюда вовсе не для того, чтобы говорить о Чарли, – сказал он, помолчав.

– Я так и думала.

Зарабет спокойно ждала, глядя на него поверх сложенных домиком ладоней.

– Вы, кажется, говорили, что умеете колдовать. – Он доверительно склонился к Зарабет. – Как вы думаете, нельзя ли навести чары так, чтобы эти чертовы вертихвостки убрались из замка Макдоналд, из наших гор, да и из моей жизни тоже?