Книга Женщина с Марса. Искусство жить собой - Ольга Нечаева

● Знать, что «его». Для этого знания ему нужно накопить опыт осознанности: «Ты устал в шумной компании?», «Тебе нравилось, что тебе все аплодировали?», «Ты сыт?», «Чего бы тебе сейчас хотелось съесть? Холодного или теплого? Соленого или сладкого?» – все эти отсылки дают возможность ребенку обратить взгляд в себя, узнать, как это, когда ему хорошо, и как это, когда ему плохо.

● Уметь говорить «нет». Любой выбор предполагает не только понимание того, чего хочется, но и отказ от того, чего не хочется. Это значит, что с «нет» нужно считаться. Мы не всегда можем согласиться с отказом ребенка, иногда этой возможности нет, но всегда есть возможность заметить и признать его отказ, даже когда мы настаиваем на своем. «Я понимаю, что ты не хочешь, и ты против, и мне очень жаль, что приходится настоять, но сейчас я хочу, чтобы ты сделал, как я сказала».

● Научиться ответственности за свой выбор. Это, пожалуй, самая сложная тема. Часто под «научить ответственности» понимается завуалированное наказание. «Не захотел надеть шапку, вот и мерзни теперь», «Не пришел, когда я звала ужинать, теперь ходи голодный». В этом подходе мне противны две составляющие. Во-первых, он учит тому, что на родителей нельзя положиться. Что они будут упиваться твоей ошибкой и не помогут, если ты оступился. Во-вторых, он предполагает, что дети – идиоты и неспособны сопоставить причину и следствие и сделать из этого самостоятельный вывод. Действительно, иногда ребенок в силу своего развития еще не может найти логическую связь, и поэтому, именно поэтому, очень важно, чтобы родитель был на подхвате. «Ты замерз без шапки, я взяла ее с собой, надень». «Я уже убрала ужин, а ты проголодался, давай я дам тебе бутерброд».

● Вместо того чтобы поучать: «Не ешь все конфеты сразу», – я разрешала есть все конфеты сразу. И назавтра, когда было обидно, что ничего не осталось, не выступала с «Вот видишь, не надо было все сразу есть», а давала возможность осознать произошедшее: «Как жаль, что ты все съел вчера, вот было бы здорово, если бы немного осталось и на сегодня, правда?» И он сам научился растягивать удовольствие.

Что там говорить, мы сами часто делаем выбор, о котором потом жалеем. Тем важнее учиться этому в том возрасте, когда выбираешь между «съесть второе мороженое» и «не съесть», а не тогда, когда приходит пора выбрать спутника жизни или решить, рожать ли ребенка. Чтобы, когда придется выбирать спутника жизни, наши дети уже неплохо представляли, чего они хотят, что для них важно; чтобы они знали, что выбор у них есть, и что им с этим выбором жить, и что в этой жизни будут те, кто им поможет.

Я не требую – я прошу

Мы все испорчены броской фразой: «Никогда ничего не просите – сами предложат и сами все дадут». Мы не любим просить. Мы молча ожидаем и обижаемся – или требуем. Ведь просьба может иметь одно из двух последствий:

1. Нам откажут;

2. Нам помогут, но тогда мы будем должны.

Мы не хотим слышать отказ, мы из поколения, которое росло среди заборов из «нет» в ответ на большинство наших фантазий, мечтаний, желаний, мыслей, глупостей. Причем не простого «нет», и даже не уважительно аргументированного «нет», а унизительного: «Нет, ты еще маленький», «Нет, потому что я так сказала», «Нет, что за глупости!», «Нет, ишь чего придумал» и т. д. Нас боялись избаловать, нас мало успокаивали и мало терпели, мало носили на руках и мало принимали. «Нет» для нас почти равняется «Нет, я не люблю тебя», «Нет, ты меня раздражаешь», «Нет, ты маленький, несуразный, глупый, непоследовательный». Мы не любим «нет» и избегаем его, отказывая себе в праве просить. Мы излагаем просьбы в виде поучительных объяснений с массой аргументов и оправданий, как будто нам нельзя попросить просто так, без причины. Помоги мне донести сумку. Точка. И быть готовой принять «нет».

Если мы попросили и нам помогли, мы ощущаем, что теперь должны. Получается, что помощь нам была оказана не просто так, из любви и желания помочь, а как аванс, долг, который придется вернуть. Кому приятно быть в долгу?

Вот в этом и заключается парадокс просьбы: или риск отказа, или долг, и проще не получать помощи, чем с ним столкнуться. Просьба просто так – это уважение и готовность к «нет», это готовность вернуть долг, это смелость.

– Надо собрать игрушки.

– Я не хочу.

– Иначе будет бардак.

– А я устала.

– Я тоже устала, но игрушки собрать надо.

– Кому надо?

– Как тебе не стыдно! Я весь день работала, пришла домой, такой бардак, и я еще должна это все за тебя убирать?! Ты не маленькая! Должна научиться убирать за собой!

Да, возможно, она уберет игрушки из чувства вины, долга, страха, чтобы избежать скандала, «на, подавись».

Но я не хочу, чтобы мой ребенок помогал мне из чувства страха или вины. Я хочу то самое заветное, полное любви «просто так».

– Милая, собери игрушки, пожалуйста.

– Я не хочу.

– Ладно, попозже сможешь?

– Да.

– Милая, собери игрушки, пожалуйста.

– Я не хочу.

– Ладно, давай я соберу, а то скоро гости. Поможешь?

Помогает молча.

– Спасибо, малышка.

Еще раз подчеркну: у меня нет задачи заставить детей помогать мне каждый раз по просьбе. Я не вижу в этой задаче ни малейшего смысла. У меня есть задача, чтобы на моем примере и в отношениях со мной ребенок постепенно научился:

● просить, не чувствуя себя униженным;

● говорить «нет»;

● принимать отказ, не травмируясь;

● уважать «нет» другого.

По мне, это очень глобальные жизненные навыки, поважнее умения читать к трем годам.

Я даю им жить их жизнь

В 1985 г. в городе Москве я приходила из школы и занималась чем хотела. Читала, натаскав вкусняшек в постель, гуляла с подружками по району, бегала в парк лазить по деревьям и тырить яблоки, перелезала через забор на стройку, воровала смальту с соседней фабрики, прыгала в сугробы, жгла костры, бегала по подъездам и звонила в двери соседям, бросалась капитошками с балкона, дралась, раз в неделю ходила на кружок, который мне нравился.

Мои родители работали, приходили вечером. Они не особо следили за тем, как я проводила свой день, но помогали, когда я просила. Дома было много книг, по вечерам мы много разговаривали, в выходные гуляли, иногда доходя до театров и музеев. То, чем я заполняла свои дни, считалось нормальным, а родители – «достаточно хорошими». Моих родителей не бомбардировали статьи и общественное мнение: «Ка-а-ак, ваши дети гуляют во дворе?!!», они не сидели на форумах, где девять из десяти мам рассказывали, какое преступление против ребенка мои родители совершают, давали мне бесконтрольно выбирать книги в библиотеке. Психологи не писали статьи о том, что дворовые увлечения вроде моих токсичны и разрушительны для личности. Для того чтобы быть «достаточно хорошим родителем», моим маме и папе не нужно было со мной бодаться, следить, контролировать, запрещать, бороться и конкурировать. Им достаточно было оставить меня заниматься тем, что я выберу.