Книга Привычное проклятие - Ольга Голотвина

Когда Сизый обернулся к поджидавшему его малышу, красные глаза победно блеснули:

— Эй, Первый! Пора учиться мастерству следопыта! Ну-ка, сунь головенку под ветки и скажи, чем здесь пахнет… Чего боишься, глупыш? Это не нора бронекрыса, никто башку не откусит. Нюхай! Нюхай, говорю! Чутье дано всем, просто некоторые его не упражняют!

— Ветками пахнет, — донесся из-под лапника писк.

— У людей это дерево называется «ель». Изволь учить язык врага! Этот запах самый сильный, но забудь о нем. Представь, что запахи текут струями, не смешиваясь.

— Еще землей пахнет, — уныло сообщил ученик.

— Конечно, пахнет, — терпеливо отозвался Сизый. — Странно было бы землю не учуять, раз ты в нее носом уткнулся. Закрой глаза и попробуй увидеть, как мимо тебя катят цветные потоки. Самые сильные — запахи земли и веток. А еще?

— Странный запах. Будто каменная улитка проползла.

— Умница! Правильно мать говорила: из тебя выйдет хороший следопыт! Там есть и человеческие запахи, но слабые. А этот — яркий, острый. Даже люди, с их убогим чутьем, уловили бы. Ну, думай: это было живое существо?

— Нет, — неуверенно пропищал малыш. — Но и не камень. Что-то живое… и неживое!

— Молодец! Ну, что бывает живым и неживым одновременно?

— Растение! — догадался ящерок.

— Правильно. Причем в этом лесу такое нам еще не попадалось.

— Ящик! — продолжал блистать смекалкой ученик.

— Да. Из пахучего дерева. По такому следу я не то что пойду — бегом побегу!

Детеныш восхищенно взирал на Сизого. Как ему повезло с учителем! Великий следопыт, великий герой, великий мудрец и вообще самый-самый-самый!

Тем временем «самый-самый-самый» сосредоточенно обходил берег, отыскивая след того, кто много дней назад нес пахучий ящик. Не всякая собака справилась бы с такой задачей, но ящер умел напрягать чутье, как люди напрягают слух.

— А-апш! Вот оно! Здесь эту штуку поставили на камни. Зачем?.. Ага, тут была привязана лодка. Вот ветка потерта веревкой.

— Лодка — это вроде корабля? — спросил Первый. Он уже видел издали корабли.

— Поменьше. Люди слабые и трусливые, реку им не переплыть, вот и придумали всякие лодки. А мы сейчас без всяких лодок махнем на тот берег!

Малыш попятился. Пугала не ширина реки: плавать было привычнее, чем ходить. Но такое сильное течение! И чужой мир, где не знаешь, какие чудища поднимутся со дна!

Сизый скользнул в воду. Даже не обернулся — так был уверен в повиновении Первого.

Малышу стало стыдно. Что сказал бы Большелапый, если бы увидел, как ученик великого следопыта трусит на берегу? Ведь ящик нужен для завоевания новых земель! Короткий Хвост зря болтать не будет… Вот, кстати, ужас так ужас: жить под чужой мерзкой личиной среди тварей, у которых даже чешуи нет! Вот где настоящее мужество, а речка — так, ерунда…

Эту мысль Первый додумывал уже в воде, отчаянно гребя маленькими лапками, чтобы догнать учителя, который уверенно плыл далеко впереди.

* * *

— Почему ты сразу не рассказала об этом? — недовольно свел брови Унтоус.

— Виновата, господин! — Служанка опустила голову, весьма правдоподобно изображая смущение. — Думала — болтовня, хвастовство. А потом решила: дай лучше скажу хозяину.

— Ой, глупости все это, — капризно вмешалась Вастер. — Чужой слуга крутит голову моей дурехе, набивает себе цену: мол, мне известны важные дела! Дорогой, неужели ты принимаешь всерьез эти россказни о заговоре, о тайных встречах мятежников?

— Да я бы и слушать не стал, — задумчиво почесал бровь Унтоус. — Но еще летом бродячий торговец говорил, что видел на этом дворе каких-то подозрительных людей… чуть ли не самого Шадхара!

И бросил быстрый взгляд на гостя: ага, зацепило! Белая холеная рука Аурмета теребит аккуратную русую бородку, зубы нервно прикусили полную нижнюю губу…

— Хватит! — бросила Вастер. — Ступай, голубушка, да меньше точи лясы с парнями. А то сегодня тебе — про гнездо мятежников, завтра — про дракона над замком, послезавтра — про вражеский набег… а там, глядишь, живот из-под передника выпирать начнет.

Служанка с сокрушенным видом поклонилась и вышла.

— Горничная, конечно, дура, но… — протянул Унтоус.

— Ты что, вздумал проверять эту чушь? — изумилась его супруга.

— А хоть бы и вздумал… Моих людей на постоялом дворе знают в лицо, при них лишнего болтать не станут.

— А меня там не знают! — оживленно вмешался Аурмет. — И моих людей не знают! Где этот постоялый двор?

— Ну, о таких скучных вещах беседуйте без меня! — фыркнула Вастер. Поднимаясь из-за стола, она успела бросить на мужа веселый заговорщический взгляд: ловушка сработала!

Размышляя о человеческой глупости вообще и о приезжем идиоте в частности, супруга властителя вышла во двор. Две большие собаки завертелись вокруг хозяйки, подставляя лобастые головы под рассеянную ласку тонких белых рук.

Горизонт обложили тучи. Ночью будет гроза. А жаль! Сегодня бы взлететь птицей с башни, упасть в траву на десной поляне и брести, брести сквозь сырую листву, чувствуя, как рвется из горла песня без слов — просто так, ни для кого… для случайного путника, который на свою беду услышит этот напев… Она огорченно опустила взгляд — и вспыхнула от негодования. Картина, невыносимая для хозяйского глаза! Стоит посреди двора крупная, толстая бабища — судя по всему, нищенка. А рабыня с кухни сует ей в мешок целый круг колбасы и еще что-то в полотняном узелке. Причем физиономия у рабыни испуганно-почтительная: мол, и еще добавим, ежели твоей милости угодно…

От гневного изумления у Вастер перехватило дыхание. Кухонная девка, не заметив оцепеневшей госпожи, Повернулась и побежала прочь. А нахальная побирушка не спешила уходить. Стоит себе, оглядывает замок с таким видом, словно прикидывает: купить этот домик или не стоит тратиться на починку крыши?

Оторопь прошла. Вастер скомандовала с холодной злостью:

— Ветер, Бурый — взять!

Ласковые псы в мгновение ока превратились в ревущих чудовищ и ринулись туда, куда указал взмах хозяйской руки.

Старуха обернулась на окрик с молодым проворством и мгновенно оценила опасность.

Не закричала. Не побежала. Даже палку свою не вскинула, чтоб защититься.

Навстречу разъяренным псам метнулось рычание — низкое, горловое. Псы, вспахав когтистыми лапами, утоптанную землю, резко остановились у ног чужой женщины. Свирепый лай перешел в растерянное, виноватое повизгивание. Сторожевые звери поджали хвосты и чуть ли не ползком вернулись к ногам хозяйки.

Надменная супруга властителя замка, застыв, глядела, как неспешно приближается к ней… нет, не жалкая побирушка, а сам ужас в человеческом обличье. Холодной беспощадностью веяло от непостижимой гостьи, глаза ее были окнами в Бездну, а руки, сжимавшие посох, сулили страшную кару оскорбительнице…