Книга Проданное счастье - Валентина Кострова

— Я могла бы родить тебе ребенка, - поспешно стирает влагу под глазами, облизывает губы. – Просто думала, что после потери семьи, все разговоры о женитьбе и детях сказаны с иронией и не всерьёз, а получается...

— Получается, ты неправильно сделала вывод, но Кира, у нас бы с тобой ничего в этом плане не получилось. Встречаться несколько раз в месяц - это одно, жить постоянно с человеком – это другое.

— Поэтому в Москве у тебя семья, а я так... – смеется, я качаю головой.

Не хочу вдаваться в объяснения, раскрывать причины своего поступка. В этих откровениях нет потребности, я уже знаю, что Кира сегодня уйдет и не вернется. Она не сможет продолжать наши отношения, так как будет думать, что всего лишь любовница и этот статус никогда не изменится.

— Я, наверное, пойду, - смотрит сдержанно, без истерики, с достоинством возвращается к столу, забирает сумочку.

Смотрю ей вслед, жду, что оглянется, возможно передумает, но Кира верна себе. Она открывает дверь и уходит. Уходит не только из моей квартиры, но и из моей жизни.

Как только раздается хлопок входной двери, беру в руки свой мобильник. Снимаю блокировку с экрана и скриплю зубами.

«А у нас будет мальчик и девочка» - к этому сообщение еще прилагается фотография, на которой Оксана стоит возле зеркала и к своему выпуклому животу, обтянутом футболкой, прикладывает две пары пинеток: голубого и розового цвета.

У меня будет сын и дочь.

32 глава

Просматриваю счета. На первый взгляд все тоже самое, что и раньше, но что-то не так. Плюс напряженная Мальцева рядом тоже не расслабляет.

— А зачем тест ДНК во время беременности? – вот что не отпускало.

Оксана Львовна смотрит на меня неподвижным взглядом, я сужаю глаза. Заминка едва заметна, потому что она потом встряхивает головой и улыбается. Что-то здесь не так...

— Это формальность. Точнее в документах она прописана, а по факту ничего такого не делается. Мы ведь знаем, кто мать и отец детей.

— Конечно, в противном случае на вас и на клинику подал бы в суд за невыполнение условий и договоренностей, - очаровательно улыбаюсь, доктор вздрагивает и тут же берет в руки карандаш.

— Я все прекрасно понимаю, Натан Якович.

— И еще, - вздыхаю, откладываю в сторону бумаги. – Может Оксану направить к психологу? Справки о ее психическом состоянии нет?

— Перед тем как подписать договор с центром, она проходила собеседование с психологом. Оксана четко представляет, что она делает и для чего, как к этому относиться.

— У меня лично возникли по этому поводу большие сомнения. Можно я еще раз взгляну ее личное дело?

— Зачем? – довольно резко спрашивает Мальцева, зажимая в руке карандаш. Выдавливает улыбку, кивает. – Да, конечно. Сейчас постараюсь найти, на столе всегда так много документов. Где же ее личное дело? – начинает перебирать сбоку папки, перекладывать с места на место бумаги. Я терпеливо жду.

Не просто так мне интересно взглянуть на дело Оксаны. Вчера, когда заезжал к ней на квартиру, она вела со мной себя так, словно мы пара. Пришлось еще раз напомнить субординацию, условия нашего сотрудничества. Обиделась, расплакалась, сказала, что я совсем бесчувственный и мог бы подыграть. Надавила на то, что дети все чувствуют в утробе, назвала себя матерью. Где-то между слезами и причитаниями потребовала, чтобы я прикоснулся к ней, наладил контакт с малышами. Конечно, ничего подобного не сделал, стойко перенес истерику, не поддавшись ее намекам.

— А что вы хотите узнать? – спрашивает Мальцева, все еще продолжая поиски.

— Личные данные.

— Она замужем. Года четыре точно. Есть сын. Есть падчерица, правда, та уже взрослая дама. Что еще вас интересует? По состоянию здоровья все у нее отлично.

— Вам не кажется, что она ведет себя так, словно имеет права от меня что-то требовать и называть себя матерью детей, которые ей неродные? – внимательно смотрю на зажатую Оксану Львовну. Что-то ее тревожит.

— Это гормоны, уверяю вас, что когда она родит деток, все станет на свои места.

— А зачем ей деньги?

— Я не знаю, - слишком поспешно отвечает, опуская глаза. – Думаю причина есть, ведь вынашивать чужого ребенка – это не хобби.

— Она первый раз попала в банк суррогатных матерей или вы уже имели с ней дела?

— В банке она давно, а вынашивает детей первый раз.

— Значит она до конца не понимала, что значит вынашивать ребенка?

— Вы на что намекаете?

— Мне не нравится, как Оксана ведет себя со мной. Ощущение, что я ей муж и всем обязан. Она забывается, устраивает мне сцены, драматизирует и манипулирует беременностью. Я уже подумываю, а не ввести ли за это штрафы, чтобы она держала себя в руках.

— Я поговорю с ней на следующем приеме, - вздыхает Оксана Львовна. – Кстати, - откуда-то из ящиков достает что-то, протягивает мне.

Осторожно беру и понимаю, что это снимок с узи. Улыбка сама по себе трогает мои губы. На снимке отчетливо видно двух малышей.

— У них все хорошо. Развиваются по графику двойнят.

— Запишите на следующем узи видео и сердцебиение.

— Конечно.

— С Оксаной поговорите, иначе я приму свои меры, и они ей не придутся по вкусу.

— Я вас поняла, Натан Якович.

Очень надеюсь, что этот разговор поможет Оксане одуматься. Конечно, я могу еще потерпеть, осталось не так уж и много, но нервы на пределе. Не женат, а ощущение, что имею за спиной сварливую жену.

Пиликает мобильник смс-сообщением. Достаю его из кармана пиджака.

«Купи творога. Малыши хотят сырников».

Крепче сжимаю корпус телефона, считаю мысленно до десяти. Выдыхаю.

«В соседнем доме есть магазин. Сходи и купи сама».

«Совсем о нас не заботишься. А мы соскучились по папке. Сегодня как никогда очень активны».

«Еще одно сообщение в таком духе, я начну тебя штрафовать».

«Какой ты грубый!»

 Желание свернуть шею Оксане растет с каждой минутой и крепчает с каждым моим вздохом. Нужно выдержать два месяца. Два месяца и я больше никогда не увижу эту женщину.

* * *

—Ты Мальцеву давно знаешь? – разрезаю ножом мясо, поднимаю на Никольскую глаза. Она вопросительно изгибает бровь. – Кто тебе ее посоветовал?

— Какие-то проблемы?

— Не уходи от ответа, Маша. Я первый задал тебе вопрос.

— Мне ее посоветовал врач, у которого я наблюдалась. А что?

— А ты не пробивала ее?

— Зачем? Клиника, в которой она работает, очень ценит свою репутацию и не будет кого-то сомнительного брать к себе на работу. А что тебя в ней не устраивает?