Книга Сыщик, ищи вора! Или самые знаменитые разбойники России - Александр Бушков

А теперь перейдем от разбойников с большой дороги к городским «татям» былых времен. Здесь тоже обнаружится немало интересного…

Глава девятая

Портные с деревянной иглой

Самый простой способ определить, какие преступления были распространены в ту или иную эпоху, – вдумчиво изучить законы того времени. Начиная с не раз поминавшихся «Законов царя Хаммурапи», они четко классифицируют и преступления, и наказания. Вот с этого и начнем. О «Русской правде» уже говорилось. Судебник 1497 года Великого княжества Московского упоминает «татьбу» (грабеж и воровство), «душегубство» (убийство), «разбой» (грабеж с опасностью для жизни потерпевшего), «ябедничество» (ложный донос). Там же появляется термин «ведомый лихой человек» – субъект, который с поличным не взят, но о его преступной деятельности известно окружающим, готовым дать показания под присягой. Есть в Судебнике и «государский убойца» (убийца не государя, как могут подумать, а своего господина), «коромольник» (мятежник), «церковный тать» (грабитель церквей), «головной тать» (преступник, занимающийся не только воровством и грабежами, но и убийствами), «подымщик» (преступник, скрывающийся под чужим именем), «зажигальщик» (поджигатель»). Нужно уточнить, что поджоги, как правило, устраивались с целью грабежа – подпалив дом, поджигатели, как порядочные, бросались помогать хозяину спасать домашнее имущество и, улучив момент, скрывались в суматохе с самым ценным. Поджигателей особенно ожесточенно преследовали и «обычные граждане», порой расправлявшиеся самосудом: в те времена города были в основном деревянными и в случае пожара иногда выгорали начисто, даже Москва (не зря в старые времена придумана поговорка: «Москва от копеечной свечки сгорела»).

За все вышеперечисленные преступления полагалась смертная казнь, за исключением мазуриков, попавшихся на «татьбе» или впервые. Им делали некоторое послабление, назначали так называемую «торговую казнь» – били кнутом на торговой площади и конфисковывали имущество, чтобы возместить убытки потерпевшим.

Судебник Ивана Грозного 1550 года дополняет этот список «градским здавцем» (предателем, сдавшим город неприятелю) и «подметчиком» (автором тогдашних прокламаций, «подметных писем»), которые украдкой оставляли в местах скопления народа, подбрасывали во дворы, клеили на стены и заборы. Немалую роль в Медном бунте сыграли как раз «подметчики», распространившие немало «анонимок» с описанием преступлений и именами виновных. Кстати, это косвенно доказывает, что грамотность среди простого народа была высокой, иначе «подметные письма» не гуляли бы в большом количестве.

Соборное уложение 1649 года уже сортирует преступления в зависимости от их тяжести. К «особо тяжким» относились преступления против Бога, церкви и царя, а всевозможная уголовщина стояла на ступеньку ниже.

Наказания, соответственно, зависели от вида преступления. На костре сжигали «богохульников» (тех, кто мешал церковной службе или совершал в церкви убийство). Судя по тому, что эти деяния были выделены в особый вид преступлений, они не были таким уж уникальным явлением. Смертью карали грабителей церквей, тех, кто питал умысел «на государево здоровье», государственных изменников, мятежников, фальшивомонетчиков и тех, кто подделывал государственные печати. И по-прежнему поджигателей.

За менее серьезные преступления в церкви (причинение ранений, «непристойные» речи, матерную ругань) полагалась либо «торговая казнь», либо тюремное заключение. Особо следили за порядком на государевом дворе – того, кто появлялся там с пищалью или луком, били батогами, а вынувшему саблю из ножен по собственному почину полагалось отрубать руку.

«Простых» граждан закон тоже охранял неплохо: за убийство – смертная казнь, за нанесение увечий – нанесение виновнику аналогичного увечья и денежный штраф. За первую кражу отрубали левое ухо, давали два года тюрьмы, потом ссылали в «украинные города», то есть пограничные: во-первых, чтобы «почистить» города, во-вторых, жизнь «на украйнах» сама по себе были наказанием – очень уж опасно там было, в первую очередь из-за набегов крымских татар или ногайцев. За вторую кражу отрубали и левое ухо, давали четыре года тюрьмы, после чего опять-таки ссылали «в украйны». За третью – смертная казнь. Помимо прочего эти меры позволяли благонамеренным гражданам заранее определить, с кем они имеют дело: если у человека нет уха или двух, с ним все ясно…

Точно та же система наказаний применялась для «мошенников». В те времена этот термин носил совсем не тот смысл, который в это слово стали вкладывать позже. Тогдашнее слово «мошенник» происходило от слова «мошна» – большой кошель на поясе, в котором носили деньги и разные необходимые мелочи, иногда ценные (карманов старая русская одежда не знала). Соответственно, мошенник – преступник, срезавший с пояса мошну (во французском уголовном праве XVII века есть аналогичный термин – «срезатель кошельков»). Естественно, мошну старались срезать незаметно для потерпевшего, что лучше всего выходило при больших скоплениях народа: на базаре, в церкви, во время крестных ходов, а позже, в XVIII веке, во время костюмированных шествий, проводившихся, как правило, после какой-нибудь военной победы или по случаю праздника.

Характерный пример. 1 октября 1692 года, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, состоялся крестный ход, собравший на Красной площади немало участников и зрителей. За порядком наблюдали подьячие Василий Юдин и Роман Артемьев. Пока они усердно выполняли свои обязанности, мошенники срезали у обоих с поясов кожаные чехлы с наборами из ножа и вилки. И недешевые. Юдин описывал свою пропажу так: «Черенки разукрашены финифтью лазоревой. По финифти серебром положены жуки серебреные да вызолоченные». Ущерб он оценил в пять рублей – весьма приличная сумма по тем временам, корову можно было купить. Подьячие (не столь уж низкий чин), судя по всему, жили на широкую ногу…

Очень распространенным видом «татьбы» было срывание или прямой отъем шапок. В октябре 1687 года ограбили торгового человека Ивана Дмитриева, на свою беду возвращавшегося ночью домой из гостей (возможно, хорошо выпившего). «Набежали на меня воровские люди, стали бить, грабить, и грабежом взяли у меня шапку, оторвали от пояса ножик и мешочек козлиный, в нем денег семь рублей и ключи лавочные».

Как было принято в то время, Иван на следующий же день начал ходить по торговым рядам и лавкам – и очень быстро обнаружил все свои вещи в лавке некоего Ивана Иванова. Вещи вернули, Иванова отходили кнутом за торговлю краденым. Самих преступников не нашли – Иванов «включил дурку» и уверял, будто раньше в глаза не видел тех, кто принес ему на продажу вещички…

Мошенники ввиду своей многочисленности доставляли немало ущерба честному народу. В петровские времена, когда мошну носить перестали и в обиход вошла европейская одежда с карманами, те же субъекты тырили уже из карманов деньги, часы, табакерки, носовые платки (кража носовых платков была очень распространена), вообще все ценное. Но до конца XVIII века карманников по старинке именовали «мошенниками» – очень уж давно это словечко было в ходу, прижилось…

Но настоящим кошмаром были ночные грабежи и убийства. Вообще-то по улицам в немалом количестве ходили ночные сторожа, но они, по свидетельствам современников, в том числе и заезжих иностранцев, сплошь и рядом не вмешивались, чтобы самим не получить по голове. А то и состояли в «стачке» с грабителями – за то, что «ничего не видели и не слышали», получали долю от украденного.