Книга Двойной заговор. «Неудобные» вопросы о Сталине и Гитлере - Александр Колпакиди

Но политическая команда Троцкого осталась при нем. Кто же в нее входил?

В начале «перестройки» многочисленными публикациями пытались сформировать образ троцкиста как левого экстремиста, сторонника тотального обобществления, трудовых армий и мировой революции. На самом деле это устойчивый миф, который был создан самим Троцким еще в 20-е годы и сохранился до наших дней. Внешне его платформа, действительно, состояла из трех групп левых лозунгов. Это критика бюрократических порядков в партии, борьба за «соблюдение внутрипартийной демократии». Это критика слева политики нэпа и — сугубо теоретическая часть платформы — критика теории построения социализма в одной стране. На самом же деле так всего-навсего было удобнее критиковать правительство и вербовать сторонников. Когда правительство резко взяло влево, Троцкий тут же начал наскакивать на него уже с правой стороны.

Фактически же раскол шел не по идеологической, а совсем по иной плоскости. Если вынести за скобки лозунги — кто на самом деле поддержал Троцкого? Ну, во-первых, конечно, вечные «революционные мальчики», неспособные к работе горлопаны. Во-вторых, «обиженные» всех уровней, которых всегда много, охотно присоединились к дискуссии о «внутрипартийной демократии». В-третьих, на его стороне выступили всевозможные национал-уклонисты. Например, у Троцкого было очень много грузин — 10–15 процентов. Грузины почти поголовно в то время были националистами. Сделали ставку на Троцкого и сепаратисты-украинцы. В общем, прослеживалась закономерность — где сепаратизм был развит сильнее, там и троцкизм был развит сильнее. Затем его поддержали децисты, сторонники «демократического централизма», — а это уже сепаратисты в квадрате. На словах «децисты» были сторонниками ультралевого крыла в партии, а на деле — поборниками парада региональных суверенитетов, то есть полного развала государства. На его стороне было много иностранных коммунистов, осевших в СССР, вроде Раковского и Радека, — ну, это буревестники из Коминтерна, с ними все ясно. Кстати, что касается политики, то Радек по всем позициям был куда более правым и все время состоял при Ленине — а теперь вдруг оказался при Троцком, предпочтя роль «хвоста у Льва», как позднее сам писал в знаменитой эпиграмме на Ворошилова.

Ах, Клим, пустая голова,

Навозом доверху завалена.

Ведь лучше быть хвостом у Льва,

Чем задницей у Сталина.

Трудно сказать, чем лучше — что хвост, что задница, все одна сторона тела…

Если что и могло быть хуже, чем Политбюро образца 1921 года, — так это его состав в 1925 году. К прежним, уже притершимся друг к другу «закадычным друзьям» добавились еще Бухарин, Рыков и Томский. Идейным вождем троих новых членов был Бухарин. Он почему-то считался вождем «правых» в партии, хотя его взгляды были куда левее сталинских. Впрочем, он постоянно менял свои теоретические позиции, одно лишь было неизменно — он видел Россию как плацдарм и резерв для будущей мировой революции. Правда, он был в то время еще и за укрепление крестьянского хозяйства, и даже бросил лозунг «Обогащайтесь!», который вскоре успешно сменил на противоположный. Может быть, поэтому и в правых ходил?

Казалось бы, Политбюро должно было разделиться на «правых», «триумвират» (Сталин, Зиновьев, Каменев) и героя-одиночку Троцкого, который будет гордо стоять над схваткой. Однако все вышло не так.

Осенью 1925 года Зиновьев осознал, что власть медленно, но верно ускользает из его рук. Коминтерн терял влияние, тем более что в капиталистических странах началась стабилизация, курс на мировую революцию явно проваливался. Ленинград все больше превращался в провинциальный город. Фундаментальный труд Григория Евсеевича под названием «Ленинизм» (тот самый, из-за которого Молотов с Орджоникидзе чуть не подрались), где он продолжал упорно настаивать на мировой революции, не произвел ожидаемого впечатления, более того, подвергся критике со всех сторон.

И в августе «ленинградцы» внезапно восстали против Сталина. На октябрьском Пленуме они выступили с «теоретическим» обоснованием своей позиции, однако присутствующие быстро разобрались в ситуации. Когда, после длиннейшей двухчасовой речи, Каменев сделал вывод, что «товарищ Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба. Мы против единоначалия, мы против того, чтобы создавать вождя!», в зале послышались выкрики: «Вот оно в чем дело!» «Раскрыли карты!» В общем, и эта атака провалилась.

В результате на XIV съезде партии в декабре 1925 года Зиновьев и Каменев выступили во главе новой оппозиции. Их поддержал крайне правый по своим взглядам наркомфин Сокольников, а в качестве «свадебного генерала» выступала Надежда Константиновна Крупская. Новая оппозиция отражала взгляды питерских рабочих, требовавших — а чего могут требовать рабочие? — повышения зарплаты. А также ограничения прав партийного и государственного аппарата, рабочего контроля над производством, обуздания нэпа. Требования не слишком умные, но популистские. Таким образом, Зиновьев и Каменев как бы выступали в качестве центристов при «левом» Троцком и «правом» Сталине, хотя на самом деле ни Троцкий не был левым, ни Сталин — правым, ни они центристами, да и вообще вся эта анатомия была тут совершенно ни при чем.

Масса партийцев отнюдь не являлась слепой толпой, замороченной марксизмом. Это были нормальные, практичные люди, которые понимали, что к чему, и прекрасно видели теоретический разнобой оппозиции, каждый из представителей которой говорил свое, да еще и чуть ли не каждый год меняя позиции. В 1925 году Сталин смеялся над этим их свойством: «Каменев говорил одно, тянул в одну сторону, Зиновьев говорил другое, тянул в другую сторону, Лашевич — третье, Сокольников — четвертое. Но, несмотря на разнообразие, все они сходились на одном. На чем же они сошлись? В чем же состоит их платформа? Их платформа — реформа Секретариата ЦК. Единственное общее, что вполне объединяет их — вопрос о Секретариате. Это странно и смешно, но это факт».

Новая оппозиция была так же торжественно разгромлена, как и старая, причем не столько идейно (трудно громить то, чего нет), сколько административно. В Ленинграде, оплоте зиновьевцев, такие ток-шоу разыгрывались — куда там современным телескандалам! Вот, например, как проходило собрание коммунистов завода «Красный треугольник» в январе 1926 года. Собрание вёл секретарь ячейки ВКП(б) завода И. С. Кострицкий, присутствовали 500 членов партии и 150 «гостей», а кроме них — «десант тяжеловесов» из Москвы: Молотов, Ворошилов, Калинин.

Со слов Кострицкого, стиль собрания был таким: «Тов. Ворошилов грубо и резко набросился на комсомольцев, перебежав на другой конец стола Президиума. Он заявлял: “Я вас сотру в порошок”. Такое заявление тов. Ворошилова вызвало бурные протесты комсомольцев, на что тов. Ворошилов снова заявил: “Я вас возьму в Красную армию и там мы поговорим”.

Тов. Калинин также употреблял постоянно резкие выражения, чем вызвал волнение собрания. Например, обращаясь к женщинам, он сказал: “Ну, вы полоумные, мы с вами меньше всего будем считаться”, обращаясь к комсомольцам назвал их сопляками».

В конце собрания Калинин предложил голосовать «ногами». То есть, в переполненном зале сторонники ЦК должны были отойти налево, а противники направо. Кострицкий продолжает: «В это время тов. Молотов заявил, что он требует, чтобы я, как председатель встал на стол и заявил, что большинство за резолюцию, предложенную тов. Ворошиловым. На это я заявил, что это неверно, что таким способом нельзя определять большинство и что, кроме того, собрание постановило, чтобы голосовать только членам коллектива “Красный треугольник”, между тем, как голосовали свыше ста человек гостей.