Книга Альтер Эго. Московские Звезды - Иван Вересов

И вдруг Сергей вспомнил тот день в Лейдене, их прогулку, вечер и… любовь. То, как они были нежны друг с другом, раскрылись, доверились. Все это он и говорил Кате, теперь уже не пантомимой, а танцем. Он берег ее, лелеял, носил на руках. А она трепетала руками-крылышками. И наконец уснула, а Сергей прикрыл ее собой. Они не стали делать красивую позу — поддержка на колено партнера, а повторили мизансцену из спектакля и легли на сцене.

Зал взорвался овацией и криками «Браво!». Сергей и Катя раскланялись, она убежала, он остался на вариацию-мазурку. Задорное, юное веселье передавал в музыке Стасик и приумножал это танцем Сергей. Вариация, сравнимая по сложности прыжков и вращений с Джеймсом из «Сильфиды», была исполнена идеально. Знатоки балета и комиссия любовались стопами Сергея, точностью ног, пируэтами, заносками, бризе, мягкими текучими руками. Великолепным прыжком и статью. Обычная публика восхищалась танцем в целом. Он был доходчив, красноречив, убедителен. А Катя в своих вариациях очаровала всех изяществом и безупречными пуантами. И конечно, фуэте, которое в «Бабочке» выглядело необычайно эффектным.

Но — что потом в один голос отмечали критики в отзывах об этой паре — Катя и Сергей танцевали друг для друга. Техника казалась незаметной, главным становились чувства. Партнеры снова и снова признавались друг другу в любви. Открыто, при всех, не смущаясь, делились своей радостью с целым миром.

— Я люблю тебя, только тебя, и всегда буду с тобой, — говорил Сергей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я люблю тебя и хочу каждый вечер засыпать в твоих руках, — отвечала Катя. Их Адажио «Бабочка» — и музыка, и танец — трогало до слез, заставляло сердце трепетать, а душу парить. И это снова была победа.

Зал не затихал.

— На поклон, на поклон! — запыхтел помреж. — Устроили тут цирк…

— Сережа, что теперь будет? — брови Кати страдальчески надломились.

— Ничего, Катюша, ничего, идем.

— Нет, я не могу больше!

— НАДО! — Сергей чуть не насильно вытащил ее под свет рампы.

Удлиненным полумесяцем надвигался из партера на сцену освещенный оркестровыми лампами стол комиссии, дальше — темный провал зрительного зала.

— Браво, браво, браво! — выделялся из рукоплесканий и криков публики один особенно пронзительный девчачий голос.

Катя засмеялась, стала раскланиваться, Сергей вывел ее вперед, отступил, но она вдруг покачнулась и упала бы, если бы он не подхватил ее на руки.

— Воздушный поцелуй залу, — с улыбкой премьера произнес Сергей, он держал ее за спину и под коленки, не подавая виду, что и сам испугался за партнершу.

Из последних сил сдерживая слезы, она обняла Сергея за шею и, так же лучезарно улыбаясь, послала в зал воздушный поцелуй. Со стороны все это выглядело как красивый поклон-поддержка, только опытный глаз мог бы различить игру и настоящее.

В кулисе Катя разрыдалась чуть не в голос, Сергей, продолжая держать ее на руках, быстрым шагом двинулся в коридор к женским грим-уборным.

— Пропустите, пожалуйста, — просил он, а люди расступались плохо, всем было любопытно, что же произошло.

— Что, что там? Травма у Звягинцевой?

— Надо врача? Где врач!

— Да пропустите же вы! — подоспел Максим, его окрик возымел действие.

— Тише! Спектакль идет! Устроили тут… — снова взорвался помреж. — Уйдите все со сцены, все, кто не занят! Освободите кулисы! Номер двадцать один и номер четырнадцать, приготовились, ваш выход. Где номер четырнадцать?!

— Сергей, что с ней? — Макс пытался заглянуть Кате в лицо, но она пряталась на груди Залесского.

Стасик бежал за ними, он отстал потому, что пробирался с левой стороны сцены за задником и ничего не понял. Услышал только про травму и врача.

— Что случилось? Катя упала? — Стасик тоже пытался разглядеть причину, но осматривал руки и ноги.

— Отстаньте вы от нее! — Сергей остановился, не спуская Катю на пол. — Уйдите, нет никакой травмы, переволновалась она, истерика. Воды принеси, Макс, это ты виноват, что фанеру потеряли!

— А я причем? Я что — звукооператор?

— Надо было проверить, — поддержал Сергея Стасик.

— Не ссорьтесь, пожалуйста… А-а-а-а-а-а-а… — рыдала Катя, — что мы наделали? Что теперь будет?

У Максима зазвонил мобильный, он достал его, чтобы сбросить звонок, но, взглянув на номер, воскликнул:

— Да тише вы! Секретарь комиссии звонит!

— Сережа, ну что ты меня держишь, пусти! — зашептала Катя

— Сиди уже, опять упадешь… Чего он там, Макс?

— Да, спасибо, конечно, — Максим сделал страшные глаза с выражением «заткнитесь все», — нет-нет, с Катей все хорошо, большое спасибо, я ей передам… — Он разъединился и стоял молча, изумленно глядя на Катю.

— Ну что? — дернул его за рукав Стасик. — Что там? Не засчитали?

— Засчитали. Николай Юрьевич спрашивал, все ли с ней хорошо. Просил передать извинения за фонограмму, сказал, что разберется. Еще секретарь говорит, что Катя прошла с «Бабочкой» на третий тур, единогласно.

— Николай Юрьевич? — переспросил Стасик.

— Да, — Максим посмотрел на мобильный так, как будто телефон был из золота и алмазов, — Григоров Николай Юрьевич. Да!!! — вдруг закричал он на весь коридор. — Я знал! — Он широко развел руки и бросился обнимать в охапку сразу всех: Стасика и Сергея с Катей.

* Точиться, точить носки — разогреваться перед репетицией, или выступлением (балетный слэнг)

Глава 10

Катя сидела на банкетке в грим-уборной и развязывала каски. Грим у нее расплылся от того, что вытирала слезы, но она так и не взглянула в зеркало, все еще всхлипывала и бубнила себе под нос.

— Узелок завязался, зараза…

Сергей стоял перед ней с пластиковой бутылкой минеральной воды.

— На, выпей, без газа. А я развяжу.

— Ты сам весь мокрый, переодеться надо, продует. — Она подняла голову. Сергей расхохотался. — Что? У тебя тоже нервы? — встревожилась Катя.

— Нет, это у тебя грим. Посмотри на себя… ха-ха-ха… Бабочка. Катя повернулась к зеркалу.