Книга Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации - Иван Саблин

Кроме того, дальневосточные депутаты критиковали чрезмерное пристрастие к военному управлению, а также военное положение и правила особой охраны, введенные по всей империи в годы Русско-японской войны и Первой русской революции[278], а в регионе сохранившиеся на долгие годы. Русанов указывал, что чиновники используют ксенофобский страх «желтого призрака» и оборонческий дискурс, чтобы подавлять прессу и деятельность местных активистов, и призывал к отмене военного положения. Он резко критиковал владивостокские военные власти, возлагая на них ответственность за плохие санитарные условия в городе и невнимание к культурным нуждам Дальнего Востока, настаивая, что «дело Дальнего Востока не заключается в одной внешней обороне»[279]:

Затем, военный министр [Владимир Александрович Сухомлинов] указал на то, что, в сущности говоря, Дальний Восток есть «военный лагерь», и этими двумя словами выражается его отношение. Он считает, что лучше было бы для обороны, если бы в самом Владивостоке вообще не было гражданского населения. Он полагает, что гораздо было бы полезнее для обороны, если бы, по крайней мере, на 100 вер[ст] от морского берега совершенно не было бы гражданского населения. Военная оборона от этого выиграет. Между тем, для каждого ясно, что дело военной обороны усиливается прямо пропорционально экономическому благосостоянию края, плотности населения и самодеятельности населения[280].

Вопросы обороны, конечно, были важны для депутатов-дальневосточников, но они предлагали решать их иначе. Обсуждая принятый в конечном счете закон о воинском призыве в Приамурском генерал-губернаторстве, Чиликин и Шило предупреждали, что он затормозит заселение региона и нанесет вред его экономической жизни, не принеся особой выгоды государству, поскольку число призывников будет незначительным. Чиликин утверждал, что «казарменное заключение» на три года усугубит и без того существующую нехватку рабочих рук. Вместо призыва Шило предлагал организовать всеобщую самооборону, вооружая население и обеспечивая ему краткосрочное военное обучение. Подчеркивая мирный настрой китайских властей, Шило вместе с тем предостерегал, что возможно проникновение в Приамурье нерегулярных вооруженных формирований из Китая, самым эффективным средством против которых, на его взгляд, была именно вооруженная самоорганизация населения. Подобные взгляды были распространены и среди социал-демократов: Войлошников заявлял, что он против армии, исполняющей функции полиции и стоящей на страже интересов правящего класса, и за вооружение всего народа[281].

Суммируя критику, высказываемую дальневосточными депутатами, и указывая на единство дальневосточного населения, в том числе и местных властей, Рыслев цитировал слова военного губернатора Амурской области, Аркадия Михайловича Валуева, по поводу проблем переселения в регионе. Амурские «сектанты-крестьяне», которых привлекли на Дальний Восток свобода вероисповедания и отсутствие воинской повинности, вели свое хозяйство на американский лад и добились процветания. Отмена или сокращение прежних льгот ставили под угрозу будущее российского Дальнего Востока. Особенный урон нанесли сокращение земельных наделов в 1901 году, введение военной службы в 1909 году, рост налогообложения и государственной опеки. Валуев, по словам Рыслева, подчеркивал, что государственное вмешательство не может подменить собой свободу воли, что «амурские американцы» появляются без какой-либо связи с чиновничеством и их развитию мешает чрезмерный контроль, а те, кто приезжает не по своей воле, не смогут обеспечить успех переселенческой колонизации[282].

Консолидация интересов Дальнего Востока не противоречила ни его единству с Сибирью, ни модели самоорганизации империи снизу вверх, предлагаемой леволиберальными депутатами. В 1915 году Прищепенко возглавил военно-промышленный комитет в Благовещенске[283]. В 1916 году, когда возобновились попытки ввести земское самоуправление в Сибири, депутаты-дальневосточники в очередной раз показали свою приверженность интересам всей Сибири. Русанов и другие члены Сибирской парламентской группы выступили против попытки правительства раздробить сибирскую общественность, введя земства только в Томской и Тобольской губерниях, и потребовали всесибирского земства, от Урала до Тихого океана. Выступая за региональное самоуправление, Русанов использовал аргумент, привычный для активистов из колоний других империй, – о необходимости более широкого самоуправления в связи с участием в обороне империи. Он заявлял, что Русско-японская война доказала единство Сибири с Российской империей. Кроме того, в Первую мировую войну Сибирь «послала в окопы своих лучших сынов», но не могла принимать участия во Всероссийском земском союзе, а в награду за свой вклад в государственное дело получила не самоорганизацию, а лишь дурное колониальное управление[284].

Оборончество Первой мировой войны еще теснее сплотило интеллигенцию Дальнего Востока и даже предпринимателей самых разных политических взглядов. Теперь, когда Дальний Восток стал местонахождением главного порта Российской империи и воротами для ввоза китайской и корейской рабочей силы, он превратился в ту самую стратегически важную окраину, о которой столько времени говорили дальневосточники. Более того, Первая мировая война предоставила шанс для развития региона. Предприниматели Юлий Бринер, Лейба Шлемович (Леонтий Семенович или Соломонович) Скидельский, братья Владислав Иосифович и Эдуард Иосифович Синкевичи, ставшие влиятельными людьми благодаря военным контрактам, пытались изменить государственную политику по отношению к региону наравне с депутатами[285].