Книга Гамбит - Михал Холева

Вежбовский нервно потер подбородок. Если командир говорил правду, близилась серьезная битва. Даже отрезанная от остальных американских группировок, «Куррахи» все еще превышала числом то, что было главными силами Сорокового полка. И не только он это понимал. Ковбой в кресле рядом энергично погасил сигарету и некоторое время всматривался в раздавленный окурок. СиДжей тихо выругался по-португальски, а чуть дальше Торн прищурился и чуть закусил губу. Для него это была удивительно сильная реакция.

– …Благодаря гениальному и перспективному планированию штаба, – продолжал Санчес. – Перешеек 209, на котором находится «Киев», – это единственный путь, позволяющий перебросить тяжелую технику в тыл генерала Валери. Если янки хотят иметь что-то кроме «подушек» и пехоты, они должны пройти здесь. Командование приказало нашей базе этого не позволить. И мы этот приказ выполним.

Никто даже не вздрогнул. В столовой «Киева» сейчас был бы слышен падающий с сигареты пепел. Несмотря на внешнее впечатление, солдаты, насколько бы плохо у них ни было с математикой, были мастерами в подсчете шансов. Какой-то природный инстинкт позволял им чувствовать проблемы, даже если те прятались в, казалось бы, невинной информации.

А на этот раз ситуация была не просто рискованной. Она была критической. Держать фронт против врага, который атакует с преимуществом в людях и тяжелым вооружением, – это совсем иное, чем танцы Третьего батальона вокруг группировки «Бастонь». Те, по крайней мере, имели поле для маневра.

Санчес молчал. Позволял людям переварить информацию. В противоположность Макнамаре, испанец не умел распространять вокруг себя ауру уверенности, создавать в людях впечатление, что все под контролем. А Вежбовскому как раз охренительно требовалось подобное чувство.

– Лейтенант Картрайт разрабатывает план обороны. Ниеми?

Светловолосая сержант, до сих пор полусидевшая на столике, встала и глянула в датапад. В противоположность энергичному, громкому Санчесу, Лиза Ниеми была персоной почти идеально спокойной. Даже теперь ее тон не повышался.

– Кудлатый и Исакссон будут нужны на командном пункте через полчаса. Скорей всего, останутся с лейтенантом на все время операции. Связью займется Каррера во втором отделении и Пончик в третьем.

– А я? – вырвалось у СиДжея.

– Другое задание, – коротко обрезала Ниеми. – Младший лейтенант Делакруа и его саперы должны выйти в поле в течение двух часов; Картрайт хочет иметь серьезную почву для обороны. Наш взвод будет разделен на две группы. Заданием второго и третьего отделений будет защита людей Делакруа. Это, согласно плану, продлится примерно девять часов. Командир хочет получить там полный периметр, на случай, если американцы запустят далекую разведку.

Сидящий неподалеку Щенок скривился с неодобрением, а О’Баннон тихо вздохнул, но в целом второе отделение удержалось от комментариев. Магия славы сержанта Ниеми, которая, как говорили, служила уже во время Дня, действовала. Порой Марчин задумывался, отчего не финка была заместителем Картрайт.

– У первого – работа в глубине Перешейка, через час вы должны прийти к лейтенанту за инструкциями. Это все.

Есть определенное чувство, которое всегда приходит с последними словами брифинга. Независимо от того, насколько сложными будут следующие часы, сразу после раздачи заданий можно почувствовать мобилизацию, внезапную волну хорошего настроения, проходящую сквозь всех собравшихся. Чувство цели.

Осознание плана, который введен в жизнь, и теперь осталось его не испортить.

Патрульная трасса, зона Перешейка 209

19 июня 2211 ESD, 10:36

Отделение с Соколиным Глазом во главе шло вдоль Перешейка уже более двух часов. Вежбовский еще кое-как сохранил чувство времени – только благодаря тому, что иногда поглядывал на часы. Болото было не лучшей территорией для ведения войны. К счастью, для пехоты это почти не имело значения. Несмотря на название, на трясине было немного мест, где можно было рисковать жизнью. Провалиться по пояс – запросто. Заблудиться – сколько угодно. Но быть с головой затянутым в жижу – такого не случалось. С пехотой Болото сражалось иначе, незаметно, но – в длительной перспективе – результативней.

Другое дело машины: эта планета поглощала их буквально, физически. Ничего тяжелее, чем судно на воздушной подушке, не могло покидать композитной сети дорог и немногочисленных размеченных территорий, где более твердая почва находилась близко от поверхности темной воды. Те, кто игнорировал эту рекомендацию, заканчивали, провалившись по борт в топкий грунт, обреченные покидать машину или ожидать помощи. А подъемники на мокрые территории доставить непросто. Трясины вокруг колоний на Болоте были настоящим кладбищем грузовиков, тягачей и всякого такого оборудования. Те оставались свидетельством, что планета не позволяла себя покорить.

Потому территории, по которым удавалось доставлять тяжелую технику, были очень важны. Перешеек 209, шириной около километра и длиной в восемь, представлял собой один из такого рода участков. И как единственная проездная трасса, ведущая точно на открытый фланг главных сил Сорокового полка, был истинной ахиллесовой пятой генерала Валери. Собственно, насколько Вежбовский понимал замысел лейтенанта Картрайт, у этого плана было достаточно таких вот пят. В нем могли пойти не так тысячи вещей. Группировка «Бастонь» могла оторваться от батальона фон Зангена. Американский флот мог встать на орбиту. Разведка могла плохо оценить силы врага. Наконец битва могла пойти совсем не так, как этого хотелось генералу. В такие моменты Марчин радовался, что он не офицер и что должен переживать только о своем задании. И все равно не было легко.

Если верить лейтенанту, ни один вражеский отряд не имел шанса добраться до Перешейка до утра. С другой стороны, Картрайт получала данные из того самого источника, который привел к их боям со Сто Первой. В этой ситуации инстинкт самосохранения приказывал воспринимать любую успокаивающую информацию с некоторым сомнением.

Да и местность не добавляла оптимизма.

Когда они появились на Болоте впервые, Вежбовский полагал, что привыкнет к туману. Точно так же думал и месяцем позже, когда выходил в патрули с гигантского комбината на Двенадцатке.

Теперь он уже знал, что не сумеет. Молочные испарения не поднимались высоко. Когда он смотрел вверх, то мог увидеть небо, порой даже отчетливо. Немногочисленные холмы на почти идеально низинной территории колонизированного Болота иногда вставали над уровнем белизны, словно торчащие из моря скалы. Но ниже туман властвовал нераздельно.

Идя на фланге первого отделения, поляк следил за морщинкой, которая возникала на черной воде и вилась в нескольких шагах от его ноги. Временами он был абсолютно уверен, что она ему привиделась. А иной раз она казалась ему куда реальней, чем едва заметные, размытые из-за плащей с CSS-маскировкой фигуры Шкафа и СиДжея.

Он успел уже трижды проверить ее по очереди всеми фильтрами, какие давали военные тактические очки, но, естественно, это ничего не дало. Морщинка просто исчезала на миг, чтобы через минуту появиться почти в том же самом месте. Человек, когда был в тумане слишком долго, сходил с ума. А может, только тогда у него и открывались глаза?