Книга Убийственный Париж - Михаил Трофименков

Были дела вполне курьезные: спор о подлинности открытой в 1924 году стоянки доисторического человека в Глозеле или дело Ланди. В январе 1929 года Гарсон добился оправдания Луизы Ланди, застрелившей, защищая больного ребенка, своего буйного и пьяного мужа Поля Граппа. Пикантность истории заключалась в том, что, дезертировав в 1915 году, Грапп при помощи Луизы одиннадцать лет зажигал на всех парижских оргиях, выдавая себя за женщину по имени Сюзанна Ландгард.

Но имя Гарсона ассоциируется прежде всего с французской культурой.

Он защищал интересы Луи Арагона, Абеля Ганса, Андре Мальро, Марселя Паньоля, Пабло Пикассо, Гонкуровской академии, «Комеди франсез», издательств «Бернар Грассе» и «Галлимар». Он отстоял Саша Гитри от обвинений в еврейском происхождении, Сименона — в коллаборационизме (5), писателя Рене Арди — в выдаче гестапо героя Сопротивления Жана Мулена. По просьбе Жана Кокто защищал Жана Жене (11). Его речь в защиту Жана Жака Повера (1956), издателя «Жюльетты» де Сада — образцовый манифест свободы слова. Он легализовал печатное употребление слова «bite» — «хуй». Посоветовал Жану Полю Сартру пожертвовать десятой частью романа «Тошнота» (1938) во избежание запрета его цензурой. Изучал арго и печатался в авангардистском журнале «Джаз».

Участие Гарсона в судьбе писателей не ограничивалось литературными коллизиями. Так, он, пусть и после мучительных и длительных колебаний, отправился в Перигор защищать молодого юриста Анри Жирара, сына своего друга Жоржа Жирара, высокопоставленного чиновника вишистского министерства иностранных дел. В ночь с 25 на 26 октября 1941 года отца, тетю и служанку Анри изуверски зарезали серпом в семейном замке: ни свидетелей, ни видимых причин, ни следов взлома. Сам он, приехавший из Парижа буквально накануне, для «серьезного разговора» с отцом о своем будущем, поднял тревогу наутро: ничего не знал, не видел и не слышал. Юношу арестовали, да и как было не арестовать: учась в Париже, он тратил все деньги на сомнительные развлечения, водился с «плохими парнями» и даже первую ночь в родном краю провел не в замке, а в борделе ближайшего городка.

Гильотина казалась неотвратимой, в тюрьме уже приготовили камеру смертника, но тут примчался Гарсон и уличил всех свидетелей обвинения в неточностях, передергивании фактов и недоброжелательности к Анри. Обвиняемого оправдали 2 июня 1943 года с сенсационной скоростью: присяжные совещались всего десять минут.

Жирар, просадив наследство, продал замок за бесценок и уехал в Гватемалу. Вернувшись во Францию, написал сенсационный роман о шоферах-камикадзе, которые водят цистерны с нитроглицерином. Жорж Арно — под этим именем прославился Анри Жирар, автор легендарной «Платы за страх», защитник «носильщиков» (9) и жертв судебных ошибок, подобных той, что едва не погубила его самого.

Его оправдание окружено недомолвками. Автор шпионских романов Жерар де Вилье уверял: Арно — как авантюрист авантюристу — признался ему в убийстве. Экс-комиссар, историк Ги Пено, считал, что Арно спасла сделка адвоката с председателем присяжных, замешанным в деле Ставиского и надеявшимся, что всемогущий Гарсон поможет ему вернуть судейский статус, которого он был лишен. Роже Мартен, биограф Арно, считает, что тот, скорее всего, навел на родительский замок криминальных дружков, не ожидая, что ограбление обернется бойней. Подозревали же его незадолго до убийства в похищении собственной тети ради получения выкупа.

Возможно, Гарсон просто совершил чудо — он умел. Например, в финале процесса, ставшего абсурдным ответвлением нашумевшего и до сих пор будоражащего умы дела хозяина лесопилки Гийома Сезнека, осужденного на пожизненную каторгу за убийство бретонского политика Пьера Кемнера. Мало того, что труп Кемнера так и не был найден: судя по всему, улики против Сезнека сфабриковала полиция. А в 1928 году соседи-тугодумы одного провинциального скототорговца, крепко обидевшись на то, что он ругал их «коммунистами», решили извлечь выгоду из сенсационного процесса и вспомнили, что пять лет назад видели, как их обидчик перекидывал через забор тот самый ненайденный труп. Гарсон не удовлетворился тем, что в трехчасовой речи не оставил от обвинения камня на камне. Под занавес он взмахнул рукавом мантии — и в зале суда зажегся свет: «Итак, теперь все прояснилось?»

Да, фокусник, и не только в переносном смысле слова. Адвокат профсоюза фокусников и сам — фокусник-любитель, президент клуба любителей цирка. Ежемесячно он приглашал к себе колдунов, гипнотизеров, гадалок, включая ясновидящую Делию и чудотворца Алалуфа, излечивавшего полста человек зараз. Вызывал духов, практиковал левитацию и говорение на неведомых языках.

На фотографиях Гарсон — аскетическое, вытянутое, бледное лицо — кажется то истовым инквизитором, то непреклонным еретиком, то робким и лукавым интеллек-туалом-хулиганом, способным на провокационные розыгрыши, этаким тихим омутом. Зачем он коллекционировал жуликов от метафизики? Шутки ради? Исследуя границы человеческой доверчивости? Или — грани мошенничества?

Безусловно, Гарсон знал толк в шутках. За ужином подавал гостям графины с водой, в которых плавали золотые рыбки. Играл в шары на площади Согласия. Регулярно писал президенту письма: «У меня все в порядке. А у Вас?» В юности участвовал в знаменитом розыгрыше с картиной художника-фантома Жоашима Рафаэля Боронали «Заход солнца над Адриатикой»: этот выставленный в Салоне независимых (1910) абстрактный образец нового движения «эксессивизма» написал своим хвостом Лоло, осел «папаши Фреде», хозяина монмартрского кабачка «Лапен Ажиль».

Шутник Гарсон не бросал в беде других шутников. Будучи убежденным католиком, добился оправдания журналиста Жоржа де ла Фушардьера, ославившего архиепископа Жоржа Грента как владельца борделей, на том основании, что журналист просто пошутил.

Он верил, что стоит выше любых барьеров: и временных, и отделяющих реальность от вымысла. «Химерические речи» (1954) — блестящие выступления в защиту Электры, Жюльена Сореля, Лафкадио из «Подземелий Ватикана» Андре Жида, опровергающие приговоры, вынесенные писателями своим героям. Он изучал код Нострадамуса, установил прототип «джентльмена-грабителя» Арсена Люпена, уличил во лжи часовщика Карла Вильгельма Наундорфа, выдававшего себя за Людовика XVII. Но в его штудиях доминировал очень тревожный аспект.

Перу Гарсона принадлежали труды о крестьянине, которому в 1816 году являлся архангел Рафаил в цилиндре и рединготе, и о сожженной в XVI веке ведьме Гийометт Бабен. О рабочем, в середине XIX века получавшем кровавые облатки от Дьявола, и о старой деве, шесть раз видевшей, как в часовне кровоточила картина. «Дьявол: историческое, критическое и медицинское исследование» (1926, совместно с нейропсихологом Жаном Веншоном) и «Три истории о Дьяволе» (1930). Гарсон был крупнейшим специалистом по Дьяволу, собрал уникальную библиотеку: целых четыреста книг о Князе Тьмы. Библиотеку он продал, чтобы на вырученные деньги купить замок Монплезир.

Возможно, страсть к такой, средневековой, тематике навеяли ему сами камни «улицы Шпоры», одной из древнейших в Париже, существующей с XIII века? Нет, интерес к метафизике разбудило в Гарсоне дело «плачущей Девы из Бордо».

Дешевые фигурки Богоматери горько рыдали начиная с 1907 года в комнате неграмотной консьержки Мари Месмен, но мигом просыхали, когда Церковь изымала их на экспертизу. За окном Мари витал папа Пий X. А еще, задолго до Первой мировой, она предсказывала беды, вызванные «изгнанием Бога из школы» — отделением Церкви от государства. Германское нападение, спровоцированное событиями на Балканах; птиц, низвергающих огонь на города; невиданные болезни; гражданские войны в Италии, Испании, Франции; нисхождение на землю всех демонов ада; потерю Францией колоний; истязания священников; битву под Лионом и пришествие из Испании нового короля милостью Божьей.