Книга Его поневоле - Дилноза Набихан

— Мы уходим, ты сам разбирайся здесь.

Я подтягиваю колени к груди и обнимаю. Прикрываю глаза и пытаюсь заснуть в дороге, чтобы унять боль. Сон всегда мне помогал не чувствовать боль, и в этот раз надеюсь на это. Вскоре засыпаю, ощущая, как бандит гладит мои волосы.

Глава 22

Глава 22

Леонид

Поднимаю на руки Нину и стараюсь идти быстрыми шагами. Нас встречает женщина в белом халате, и просит меня опустить жену на каталку. Очень волнуюсь за неё и за жизнь ребёнка, которого она носит.

Проходит некоторое время, но никто ничего мне толком не говорит. Ничего не объясняет. Запускаю руки в волосы и тяну их. Хочется выть от бессилия. Пока жду доктора, телефон звонит.

— Да! — грубо рявкнул.

— Босс, мы узнали, кто приказал вас убрать, — официальным тоном говорит Дикий. Я начинаю тяжело дышать. Догадываюсь, кто это может быть, и зверею. — Это люди Зверева, им приказали убить вашу жену, Нину Михайловну.

Сжимаю руки в кулаки. Стискиваю зубы до боли.

— Ребята кое-что пронюхали, это касается его любовницы. На днях в клубе на окраине города Зверева видели с дочерью Юсупова, — ошарашивает новостью.

— Тогда это о многом говорит, — пазл немного складывается в моей голове. — Юсупов знает, с кем дружит его дочь?

— Судя по всему — нет, мне сообщить об этом ему?

Я усмехаюсь.

— Нет, твоя задача найти мне их совместное фото или видео с камер видеонаблюдения клуба. Отбой.

Поспешно отключаю вызов, потому что ко мне подходит врач. Женщина поправляет очки и читает имя Нины.

— Вы родственник Нины Соколовой?

— Муж, Леонид Соколов.

Женщина, прочистив горло, велела идти за ней в кабинет.

— Что с моей женой? Как она?

— С вашей женой все в порядке, но угроза выкидыша еще есть. Понимаете, первый триместр беременности считается особо критичными для беременных, им запрещено волноваться, ходить в сауну, — перечисляет женщина, но видно, как она нервничает, будто что-то утаивает. Или собирается сказать худшую новость. — Я посмотрела медкарту вашей жены. Она и раньше оказывалась в больнице с угрозой выкидыша.

— Что-то не так с её беременностью? — обрываю врача грубо.

— Знаете, Соколов, — женщина заметно занервничала, — ваша жена не сможет выносить ребёнка, и даже если выносит, сможет родить только с помощью кесарева сечения, но никто не сможет дать гарантию, что ваша жена выживет после операции. Еще одна такая стрессовая ситуация, и ей придется прервать беременность. Здоровье вашей жены не позволяет ей выносить и родить малыша самостоятельно.

Я сидел и не знал, что сказать. Сказать, что я в шоке, значит, ничего не сказать.

Как такое возможно? Почему именно она? Не думаю, что Нина знала об этом. Или знала и скрывала от меня правду? Но зачем ей это?

— Соколов? — кажется, женщина уже не первый раз обращается ко мне, раз недовольно ворчит и поджимает губы, когда я поднимаю голову.

— Пока не говорите ей об этом, — прошу я, поднимаюсь с места и выхожу из кабинета врача с тяжелой душой.

Уже на улице набираю номер Дикого и велю ему приехать в клуб. Повернувшись, поднимаю голову и быстро нахожу этаж, на котором находится комната Нины, и вздохнув, отправляюсь в клуб. Встретиться с ней сейчас и рассказать про ребёнка у меня не хватило смелости. И как последний трус я сбежал от неё. Чтобы забыться и напиться. Забыть её к таким чертям, чтобы проснувшись рано утром, страдать от похмелья, а не из-за нее.

Дикий не понимает, почему я пью, но молча поддерживает меня. Не пытается остановить, вразумить.

— Парни говорят, жена проснулась и ищет тебя, — смотрю на друга равнодушно и киваю. Но подрываться и ехать к ней не собираюсь.

Во-первых, я чертовский пьян, чтобы появиться перед ней в таком виде. Во-вторых, я еще не готов к разговору. А в том, что у нас будет серьёзный и тяжелый разговор, я был уверен.

— Усиль охрану и смотрите в оба, — отдаю короткий приказ.

Раз напиться в хлам у меня не получится, не вижу смысла оставаться здесь.

Шатаясь, добираюсь до машины, и велю водителю доставить меня домой.

Утром следующего дня просыпаюсь с жутким похмельем, как хотел, но забыть про Нину и её болезнь не получается. Час стою под холодным душем, но это не помогает расслабиться, не думать о плохом.

Одеваю то, что попалось под руку. Отказываюсь от завтрака. А на вопросы Глеба, где Нина, не отвечаю. Хоть я уважаю мужчину, но не хочу сейчас ни с кем говорить. Мне тяжело, каждый вдох дается с трудом. Волнуюсь перед разговором с Ниной.

По дороге заскочил еще и в цветочный магазин, купил ромашки для неё. Не знаю, какие цветы она любит, но лично у меня Нина ассоциируется именно с этим цветком. Возможно, виновато её платье в ромашках, в котором она появилась в клубе в нашу первую встречу. Но перед палатой меня перехватывает её лечащий врач.

— Добрый день, Соколов, а я искала вас.

Я смотрю на женщину и раздражаюсь. Взглянул на её бейджик — Анастасия Ивановна.

— Что-то случилось, Анастасия Ивановна?

— Пришли результаты анализов вашей жены. Пройдемте, пожалуйста, в мой кабинет.

Женщина садится на свое место. Положил букет цветов на колени, скрестил пальцы.

— Результаты неутешительны, Соколов. Мы обнаружили опухоль в матке вашей жены. Величиной около пяти сантиметров. И она будет расти вместе с малышом. Сейчас самое главное — избавиться от опухоли. В противном случае, она может вызвать серьёзное кровотечение во время родов. Жизнь вашей жены в опасности. Но если мы удалим опухоль, не сможем спасти ребёнка.

Её слова как приговор. Я сижу, затаив дыхание. В помещении вдруг стало так душно.

— Ч-что? — впервые за столько лет так теряюсь.

— Вашей жене срочно нужно сделать аборт.

Я некоторое время молчу, переваривая её слова.

— Другие варианты есть? Есть ли шанс, что они выживет? — спросил осипшим голосом.

— Шансов у вашей жены очень мало. Во время родов, возможно, мы не сможем спасти её или ребёнка. Это очень рискованно.

Я встал с места, чувствуя обиду за нерожденного малыша, злость на Нину, что так беспечно обращалась со своим здоровьем, хотя знал, её вины здесь нет. Ненависть к самому себе, что не в силах обеспечить им безопасность. И страх. Страх потерять не только малыша, но и Нину. Все эти чувства перемешались в кучу, и не давали мне спокойно дышать.

— Дайте… мне самому поговорить с женой и… — прошу врача, хотя не представляю, что скажу Нине.

Остановившись перед дверью её палаты, делаю вдох и выдох, словно перед прыжком в бездну, и открываю дверь. Увиденная картина так умилил меня, что я застыл на пороге. Нина полулежала и обнимала руками живот, что-то шептала и не замечала меня. От этого защемило в груди. Я решительно захожу в палату, чтобы поговорить с ней откровенно и… разрушить её мир своими требованиями.