Книга Любовь на коротком поводке - Ольга Горышина

— Мила, ты потрясающе готовишь… Даже, кажется, лучше моей бабушки.

— Бабушка обидится… — не сдержала я улыбки.

— Она об этом не узнает. Это будет наш с тобой маленький секрет, — и Олег подмигнул мне абсолютно нахально.

Впрочем, поза его особой скромностью и не отличалась: он откинулся на спинку стула и водил босой ногой по паркету. Носок остался в зубах Агаты, и сколько я ни пыталась вытянуть его из собачьих зубов, ничего не выходило — кроме ниток. Воровка упиралась лапами и рычала — вернее, урчала очень и очень довольно. Впрочем, сам виноват — нечего было заигрывать с овчаркой. Когда мои тапочки никак не отреагировали на постукивание его пальцев, Олег перешел на другую сучку — скажи спасибо, что лишился только носка, а мог бы и пальцев. Хотя жалко, конечно, что Агата оказалась не кровожадной, потому что товарищ в единый миг лишился всякого такта в добрососедских отношениях. Заигрывает со мной — нагло и цинично. Думает, что я поверила в его честные намерения в отношении сестры соседа. Ага, сейчас… Просто понял, что без обещания продолжения банкета я к нему в постель не лягу — надо лапшички по ушам развесить. Неспроста же итальянскую пасту притащил первым делом: ну, чтобы я потом не говорила, что меня не предупредили…

Реально, Олег, ну на кой так все усложнять… Может, спросить, в лоб, если этим лбом он ко мне когда-нибудь повернется — оставил мне профиль, а сам следит за последними минутами жизни своего носка. Они у мужиков разве не неделька? Белые… Их стирать разве надо? Сразу в мусорку и порядок. Белые носки… Товарищу пора обзавестись и персональным стилистом, не только мажордомом. Хотя, может, это тренд такой — белые носки с серыми брюками…

Белые носки! А тапочек не взял. Теперь на одной ножке домой поскачет, что ли, или все же сунет босую ногу в ботинок? Вопрос только, когда он собирается утолить мое любопытство? Суп съеден, пора и меру знать.

— Я уберу со стола или ты еще что-нибудь хочешь?

Он вскинул голову: глаза горят. Ох, лучше бы я не спрашивала…

— Чтобы ты нашла платье для купания, захватила чай и пижаму. А так больше ничего…

— А пижаму-то зачем? — склонила я голову к подрагивающему плечу.

— А потому что после сауны я тебя на улицу не выпущу, — подался вперед Олег, но я не отпрянула: между нами оставался стол.

— Слушай, Олег, — какое счастье, что я ещё не взяла в руки тарелку, а то бы надела ему тарелку вместо горшка на голову; сейчас же просто вжала руки в стол. — Ты все-таки решил меня соблазнить, так я понимаю?

— Нет, — он покрутил головой, не возвращая на лицо серьезного выражения. Улыбка так и осталась до ушей. — Сначала я тебя выкупаю, потом выпарю, потом зажарю и только тогда съем…

Его рука выскочила из-под стола и накрыла мои пальцы — какая горячая, жуть, сейчас разгладит все мои костяшки до толщины салфетки, торчащей из-под пустой тарелки, к которой прилипло пару крошечных кусочков огурчика. У меня аж в ушах зашумело, точно я нахваталась этих самых огурчиков, прыгнув в омут с головой, но я ведь еще не там, нет? Меня еще соблазнять и соблазнять. И это круто… Меня еще никто и никогда не соблазнял: все было тускло и мелочно, и простыни чаще всего были в клеточку… Или это сейчас у меня перед глазами вся картинка разложилась на пиксели…

— Не боишься подавиться? — выдала я в ответ на сказочно-непристойное предложение.

— В тебе косточек нет…

Рука скользнула вверх, и вот я уже оказалась у него на коленях — за краткий миг, за долю секунды до полного затмения, которое накатило на меня горячей волной. Не надо было наливать ему такого горячего супа — он остался на губах и прямо-таки пузырится, подходя к порогу закипания. Такие же жаропышущие пальцы пересчитали мне ребра и замерли на подступах к груди, но застежка на спине, пусть и из последних сил, но держалась, хотя крючочки уже просверлили дырки между моих сведённых лопаток. А впереди, чуть выше втянутого живота, большие пальцы Олега сейчас выроют траншею, и я сломаюсь пополам — или просто сломаюсь, ведь он явно считает, что я нарочно ломаюсь перед ним, чтобы он не посчитал меня слишком уж доступной.

А не плевать ли, когда поцелуи обжигают и раскаленной сковородой бьют по кумполу, чтобы забить голову поглубже в шею, а то так можно и совсем ее потерять…

— Олег, не надо…

Я прижалась к его груди в конец смятой рубашке, чтобы не дать возможности его пальцам поднырнуть под резинку, с трудом удерживающую чашечки на месте. Они тряслись, как щиты последних защитников крепости под названием «благоразумие». Чье? Мое, что ли…

— Я ничего не делаю, Мила… — Ага, только сильнее сминаешь мне грудь, ловя в ладони дрожащие лопатки. — Всего лишь пытаюсь понять, я тебе противен или просто твой страх пустить меня в свою жизнь на весах здравого смысла перевешивает твое желание не брать с собой пижаму?

Можно попроще и покороче?

— Я вообще никуда с тобой не пойду… — и это будет самым правильным.

Почувствовав поясницей стол, я поняла, что отодвигаться дальше просто некуда, но на коленях у Олега с каждой секундой оставалось все меньше и меньше места для нас двоих: меня и его желания потери пижамы, которая пока преспокойно дожидалась хорошую девочку под подушкой в спальне, окна которой выходят на злосчастный особняк.

— Я отнесу тебя на руках…

— В одном ботинке? — не смогла не рассмеяться я.

— Да хоть босиком! В бассейн в ботинках не прыгают… По-трезвому. Мила…

Прохладный нос прошелся по подбородку к моей щеке и замер, желая просверлить в ней кокетливую ямочку, но я совершенно не кокетничала с ним. Мне просто не хотелось вставать с его коленей, но и причинять ему лишнюю боль я не имею морального права — это совсем не по добрососедски…

— Олег, не надо… Я не могу вот так прямо…

— Я и говорю тебе, не уезжай… — его губы остановились на мочке, и барабанные перепонки дрогнули от силы его горячего дыхания. — Ну, зачем расстраивать мамочку твоим возвращением? И ты будешь под присмотром брата, если она за тебя станет волноваться…

— Я купила слишком плотные шторы на окна…

— Но мы их еще не повесили…

Губы скользнули обратно на шею, собирая кожу гармошкой — я ежилась от щекотки и хохотала почти в голос, пока губы не вернулись туда, откуда и начали свое путешествие по моей самой бестолковой верхней половине тела — к моих успевшим подостыть губам…

— Олег, мы не договаривались… — я попыталась вырвать губы, но, увы, безуспешно.

Этому моему желанию сопротивлялись даже собственные руки: я держала ими галстук, перекинутый через плечо, точно щегольский шарф. Десерта получилось куда больше основного блюда — если я не брошу сейчас ложку в раковину, то сожру всю банку варенья… Клубничного или брусничного с горчинкой, я еще не решила, но одеколон был достаточно терпким или к нему успел примешаться аромат нашего общего еле сдерживаемого желания.