Книга Зеркало маркизы - Наталия Ломовская

И счастье пришло к ней.

Каждое утро, просыпаясь в одиночестве на широкой постели, сладко потягиваясь, она удивлялась сама себе – до чего, оказывается, приятна жизнь! Как хорошо просто жить, просто двигаться, ощущая свое тело. Просто смотреть по сторонам, видеть зелень травы, синеву неба, слышать пение птиц… И зачем она потратила невозвратимые года на бессмысленные обиды, на зависть и месть, когда жизнь так прекрасна, так нежна, шепчет на ухо такие заманчивые обещания?

Тут впору бы ощутить печаль и горечь, но Марина не могла больше себе этого позволить. Она и без того потратила много времени зря. Ей уже немало лет, времени может не хватить на то, чтобы насладиться жизнью как следует. Тьфу-тьфу-тьфу, она вполне здорова, а кроме того, им с сестрой достались такие удачные гены, что при благоприятном освещении обе выглядят вдвое моложе своего возраста. Муза-то начинает сдавать, а вот она, Марина… Жгучий, ядовитый формалин зависти словно законсервировал ее. Так что Марина должна прожить еще долго-долго и успеть получить удовольствие от всего, что раньше доставляло ей только муку. Например, можно плавать в бассейне. Или слушать музыку. Или кататься на автомобиле…

Марина стала лихо водить ловкий автомобильчик сестры, полюбив кататься по ночному городу. И в одну из этих поездок она нашла Милана. Свою запоздалую женскую судьбу.

Она ехала медленно, и сначала ей показалось, что этот мужчина просто идет по улице. Торопится в гости или вышел за сигаретами, да мало ли что! Но потом она подумала, что незнакомец, пожалуй, движется как-то слишком уж напряженно, словно старается идти как можно быстрее, не срываясь при этом на бег, чтобы не быть замеченным. А потом настигнутым. И тут же раздались звуки погони – крик, топот, неприятные сухие щелчки, которые Марина слышала только в кино. И тогда она приняла самое важное решение в своей жизни. Лихо подрулила к обочине, распахнула дверцу и крикнула:

– Садитесь!

Он не раздумывал ни секунды, словно это было тоже самое важное решение в его жизни. Нет, так – словно от этого решения зависела его жизнь.

Скорее всего, так оно и было.

Незнакомец сел рядом, и только тогда Марина разглядела, как тот молод.

А он – видит морщинистую шею, и узловатые пальцы, и старческую гречку на тонкой фарфоровой коже, проклятые коричневые пятнышки, которые она изводит кремами, но никак не может извести. Отметинки времени, по числу прожитых месяцев, морозных или знойных. Но он не меняется в лице, и тогда, когда Марина лихо давит на газ, лихо катит его по ночному городу, он не сводит глаз с нее и улыбается неотразимой, сумрачной улыбкой.

Она совершает по-настоящему безумный поступок – привозит его в дом. Его, подобранного прямо на улице мальчишку, который может быть кем угодно: вором, сутенером, серийным убийцей. Он восхищенно присвистывает, проходя через гостиную, походя трогает чувственными пальцами медный желудь на решетке камина, и Марина ощущает привычную вспышку ненависти к сестре – ведь это ее дом, ее гостиная, ее камин, даже медный желудь тут не принадлежит Марине.

Но уж Милана-то она Музе не отдаст. Марина провожает его в гостевую комнату, но через полчаса тот уже приходит к ней. Поначалу не избежав некоторых трудностей, Милан находит ключ к ее телу, давно забывшему, что такое ласка, что такое прикосновения горячих и настойчивых мужских рук. К рассвету она влюблена в него, влюблена безумно, пламенно, как можно любить только в первый и последний раз. Утром она отвозит его обратно в город, и Милан уходит, взяв ее номер телефона, не оставив своего. Марина не отпустила бы его ни за что, но он говорит, ему надо домой. Впрочем, она уверена, что у Милана нет ни телефона, ни даже дома. Вернувшись, Марина застает сестру уже бодрствующей. У Музы такой недоумевающий вид, что, пожалуй, стоило учинить рискованное романтическое приключение только ради того, чтобы посмотреть на выражение ее лица.

– Ты впала в старческий маразм, сестричка? Что это за поздний взрыв сексуальности?

– Почему же взрыв, – пожимает плечами Марина, стараясь сдержать торжествующую улыбку. – Я всегда…

– Ну да, конечно, – кривится Муза. – Жаль, что твой супруг не дожил до этого момента. Хоть немного бы порадовался в семье, бедняга.

В другое время этот намек свел бы Марину с ума – Муза прямым текстом говорит ей, что спала с ее мужем, что он жаловался ей на холодность жены! Но на сей раз Марина пропускает слова Музы мимо ушей.

– Да ты мне просто завидуешь! – кричит она.

– Одумайся, – с какой-то жалостью даже отвечает Муза. – Он просто развратный мальчишка. Он же тебе в сыновья годится, он ведь Людкин ровесник!

Не исключено, что даже моложе, думает вдруг Марина. Это твердое тело, горячечное дыхание… Вдруг она чувствует, что румянец ползет у нее по щекам.

– Ох ты, боже мой, – только вздыхает Муза.

Последнее слово остается за ней, но только потому, что Марина понимает – если он больше не позвонит, то бессмысленно отстаивать свое право на позднюю любовь. А вот испортить отношения с сестрой можно очень просто.

Но он позвонил и попросил о встрече.

Так и сказал:

– Могу я просить вас о встрече?

И принес цветы.

Подумать только, мужчина подарил ей цветы!

Правда, букет оказался несколько подвядшим. И вообще выглядел как бывший в употреблении. Но это неважно, совсем неважно. Она, Марина, тоже не первой свежести. Однако еще может свести с ума мужчину!

Милан переночевал у нее, а на следующий день Муза выдвинула ультиматум.

– Знаешь, дорогая моя…

– Ты завидуешь, – радостно перебила ее Марина, почувствовав любимую тему.

– Да ничего подобного. Но я не хочу, чтобы по моему дому шастали неизвестные мне мужики. Смею напомнить, что мы с тобой – две немощные и одинокие старушки, а в доме полно ценных и очень ценных вещей. Мне лично совершенно не улыбается закончить свою жизнь с топором в седой макушке, как старуха-процентщица. Кстати, если твоя память сдала под напором эротического помешательства, то могу напомнить: у старухи-процентщицы была младшая сестра по имени Лизавета, отличавшаяся нестрогим поведением. И ее Раскольников тоже зарубил. Топором. Намек тебе ясен? В общем, или веди себя сообразно своему возрасту и положению, или крути романы с юнцами на своей территории.

– Ты что – меня выгоняешь? – обомлела Марина.

– Не тебя – его.

– Да как ты смеешь?

– Вот и смею. Позволь напомнить, что ты живешь в моем доме. И, уж извини, на мои деньги. Да к тому же твоя дочка приезжает то и дело перехватить тысчонку-другую. Мне не жалко, но я считаю, что имею право голоса.

– Но… Ты же не сможешь жить одна!

– Прекрасно смогу. Найму себе сиделку. Какую-нибудь тихую, приличную девушку из провинции. Деньгопровод, уж извини, тогда перекроется.

Сиделка… Это словечко как-то зацепилось.