Книга Не гореть! - Марина Светлая

— Не знаю, — он обнял ее за плечи и привлек к себе. — Правда, не знаю. Наверное, моя сестра могла бы сказать, что живой всегда лучше мертвого. И родители мальчика, погибшего вчера. А я не знаю.

— Она была очень красивой, самой красивой у нас, — глухо сказала Оля, снова, как утром, уткнувшись лбом в ткань Денисовой футболки. — Актрисой собиралась стать, звезда курса, везде звезда и всегда первая, куда мне до нее, а из-за травм все бросила. Они там все пьяные были. Кто это устроил — до сих пор неизвестно. Неосторожное обращение с огнем. Дэн?

— М-м?

— Ты же понимаешь, почему я… понимаешь, что не брошу?

— Потому что ты упрямая, — ответил он с улыбкой.

— И это тоже. Не злишься?

— Злюсь.

— От злости ничего никогда не меняется, только хуже.

— Ужинать пошли, философ! — Денис развернул ее лицом к двери и слегка подтолкнул. — Кукол сама делаешь?

— Делаю, — улыбнулась она, но ее улыбки он не увидел. Она натянула свитер и зашагала на кухню. — Это странно?

— Не странно. Интересно. И Савелия сделала?

Оля обернулась. Подмигнула и пошла к плите.

— А ты думал, он Мэйд ин Чайна? — поинтересовалась она, приподняв крышку сковородки. — Ого!

— Я не ясновидящий, — развел руками Дэн.

— Признайся, тебе, в общем-то, было все равно.

— Это ты сейчас обижаешься?

— Отобижалась уже. А ты завидный жених. Готовишь, — усмехнулась она и потянулась за посудой. Разделила омлет на две порции. Себе третью часть, остальное Дэну. И через минуту на столе красовались две тарелки с дымящимся то ли завтраком, то ли ужином. Все перепуталось. У нее в голове все перепуталось. Салат — накануне стругала. Натуральный силос. Кофейник на плиту.

Потянулась к шкафчику, там у бабушки всегда был бренди, она в кофе добавляла.

— Ты же сегодня уже не поедешь? — спросила Оля, показывая бутылку.

— Пить не буду, — отказался Дэн, раскладывая по тарелкам салат.

— А я буду, ладно?

— Только закусывай, — Басаргин усмехнулся и принялся жевать.

Оля кивнула. Не объяснять же, что закуска слабо ей помогает. Да и вообще, что может сейчас-то помочь?

Рюмки у нее были маленькие, с наперсток. Но бренди очень хороший, выдержанный, Леонилу Арсентьевну кто-то из поклонников, которые водились у нее до самой смерти, снабжал неизменно. Бабушка плохого не держала. Ни в смысле алкоголя, ни в смысле мужчин.

Первый глоток прокатил тепло по пищеводу. И оттуда оно стало медленно разливаться по всему телу. Почти как когда прижималась к Денису несколькими часами ранее. Глянув на него, она послушно зажевала свой бренди листиком салата и демонстративно улыбнулась.

Пальцы давно уже не подрагивали. Озноб прошел. Напряжение — все еще держало в силках. Это напряжение до сих пор никуда не делось и даже не собиралось. Но только если утром ей нужно было молчать, то сейчас она говорила. Готова была говорить без умолку. О деле, о боли, о любых мелочах. Шутить и смеяться. Забить под завязку пустующий звенящий помехами эфир.

В кофейнике зашипело, и Оля поднялась к плите.

— А тебе бывало страшно… на этой работе? — спросила она.

Он, казалось, задумался на мгновение.

— Бывало, конечно. Я же не робот.

— А мне показалось, что он самый. Ну, тогда, там.

— Тебе показалось. Ешь давай!

Оля вернулась к столу. Снова села. С тарелки умопомрачительно пахло. Она взялась за нож и снова заговорила:

— А самый первый раз помнишь?

— Помню. Нас вызвали на задымление в подъезде, пошли с разведкой, несло сгоревшей едой. Шли по квартирам, искали. Нашли на третьем этаже. Звонить — никто не отвечает. Взломали дверь, в квартире никого, а на включенной плите — сковородка с чем-то, что часа два назад, если не больше, было едой. Сковородку в мойку, командир полицию встречает. Я смотрю — а в углу мешок шевелится.

— И что в мешке? — хохотнула Оля, наклонившись через стол. И снова потянувшись к бутылке.

— Питон.

— Питон?!

— Ага, альбинос.

— О, Господи! — рассмеялась Оля. — Настоящий питон?

— Настоящее некуда, — рассмеялся вслед за ней Денис.

Еще порция бренди скользнула по языку и, согревая, провалилась в желудок.

— Что он там делал?

— Жил. Домашний питомец хозяина.

— Кнопик лучше питона!

— Потому что ты змей боишься больше собак? — спросил Дэн, удивленно вскинув брови.

— Не-а. Потому что Кнопик хозяйку закрыл, а питон обед сжег вряд ли. Тут дебил-человек постарался.

— Логика! — расхохотался Денис. Закинул в себя остатки омлета и сунулся к мойке.

Оля уставилась на его подрагивающую от смеха спину и выдохнула, снова потянувшись к бутылке. Легкость в голове, которую давал ей бренди, была весьма кстати и одновременно пугала. «Частишь», — сама себе сказала Оля, но все же налила еще рюмку, боясь растерять волну, которую только сейчас поймала.

— Как ты оказался возле меня? — вдруг спросила она. — На пожаре. Я сначала даже не поняла, что ты, думала Юрка или еще кто…

— Так совпало, — Басаргин закрыл кран и медленно обернулся к Оле. — РТП вызвал, создавал новые звенья… А ты обещала не соваться.

Она сглотнула и виновато опустила голову.

— Я и не совалась, я у машины стояла. Потом Юра ее отогнал, а я осталась на месте. И… он падал… ты же сам сказал, что в стороне невозможно.

Дэн сделал шаг к ней и присел рядом, заглянув ей в лицо.

— Надо было услышать, что тебе говорят, и остаться на базе.

— Ты не убережешь меня от всего.

— Ну если специально искать себе приключений…

— Ничего со мной не случится, — улыбнулась она, разглядывая его глаза. Так близко, слишком близко, проникающие взглядом туда, куда она никогда раньше не пускала. — Все тумаки и плюшки не мне. Неудачный проект, разочарование мамы с папой.

— А не похоже, что тебе это важно.

— Я успешно это скрываю. Но, в конце концов, каждый человек хочет, чтобы выбрали именно его. Когда есть в собственной семье пьедестал, на котором никогда не будешь стоять, это… не может не накалять. Тебе не знакомо?

— Нет, у нас никто и никогда не стоял на пьедестале, — Денис резко поднялся во весь свой рост и со смехом сказал: — Ешь давай! Иначе я сейчас начну тебя жалеть, потом приставать, а после всего — отвезу к своим родителям, где точно нет никаких пьедесталов.

Оля задрала голову, не в силах оторваться от его лица, даже когда он намеренно отдалился. Расстояние между ними увеличилось и неприятно царапало под ребрами. Она медленно переваривала сказанное и понимала, что у нее только эти секунды, чтобы разобрать, упорядочить то, в чем запуталась. Что он там говорил про жалость? Не хочет она жалости. Не нужна ей чертова жалость. Он нужен. Всегда он один.