Книга Вампитеры, фома и гранфаллоны - Курт Воннегут

– Не было бы никаких проблем, если бы не бензин.

Он говорил об обширных запасах нефти, находившихся у нас под ногами.

Я спросил его, кому принадлежит нефть, и ждал, что он гордо сообщит, что она является собственностью народа Биафры.

– Мы ее не национализировали, – ответил офицер. – Она все еще в собственности «Бритиш петролеум» и «Шелл».

В его голосе не звучало ни ожесточенности, ни злобы. Я вообще не встречал ожесточенных или злобных биафрианцев.

Генерал Оджукву дал нам ключ к пониманию того, почему биафрианцы были способны так долго нести такие тяготы и не ожесточились. Им всем присуща эмоциональная и духовная сила, чувство принадлежности к огромной семье. Мы попросили генерала рассказать нам о своей семье, и он ответил, что в его семье – три тысячи человек и он каждого знает в лицо, по имени, знает, что о нем думают и говорят другие.

Более типичная биафрианская семья может состоять из нескольких сотен человек. Кроме того, в стране не было сиротских домов, домов престарелых, не было никакой нужды в общественной благотворительности. А в самом начале войны никто не имел даже представления о том, что нужно делать с беженцами. Семьи сами заботились о всех – совершенно естественным образом.

Семьи были укоренены в земле. Не было биафрианца – каким бы бедным он ни являлся, – чтобы у него не было огорода.

Чудесно!

Семьи часто собирались – и мужчины, и женщины, – чтобы осудить семейные дела и проголосовать за то или иное решение. Когда началась война, воинскую повинность не ввели. Сами семьи решали, кто пойдет воевать.

В более счастливые времена семьи голосовали по поводу того, кто отправится в колледж, что и где будет изучать. Решив, сбрасывались на одежду, проезд и обучение. Первым человеком, чье обучение в колледже полностью оплатила семья, был врач, получивший степень доктора в 1938 году. С той поры стремление к высшему образованию в любых его формах стало настоящей манией.

Эта мания, не исключено, и явилась причиной гибели Биафры – в не меньшей степени, чем наличие в ее землях нефтяных запасов. Когда в 1960 году Нигерия стала независимым государством, сформированным на основе двух бывших британских колоний, Биафра была его частью, и биафрианцы получили лучшие должности в промышленности, в государственных структурах, в больницах и школах – именно потому, что они были так хорошо образованны.

И за это их ненавидели – лютой, животной ненавистью.

Поначалу в Оверри было спокойно. Не скоро мы поняли – падет не только Оверри, но вся Биафра. Когда мы приехали, правительственные учреждения поблизости уже готовились к эвакуации. Я узнал для себя кое-что новое: столицы могут погибать молча.

Никто нас не предупреждал. Все, с кем мы говорили, улыбались. И улыбка, которую мы видели чаще всего, принадлежала мистеру Б. Н. Уначукву, начальнику отдела протокола Министерства иностранных дел. Только подумайте: к концу войны у Биафры осталось так мало союзников и сочувствующих, что начальнику протокола не оставалось ничего, кроме как добиваться расположения пары романистов да преподавателя английской литературы.

Он составил список наших встреч с министрами, писателями и деятелями сферы образования. Каждое утро присылал нам машину с водителем и гидом. Вскоре мы заметили: с каждым днем его улыбка становилась все более печальной.

В пятый день нашего пребывания в Биафре не было ни доктора Уначукву, ни шофера, ни гида. Мы ждали и ждали на крыльце. Потом подошел Чинуа Ачебе, молодой романист. Мы спросили, есть ли какие новости. Он ответил, что больше не слушает новостные программы. Ачебе не улыбался, прислушиваясь к чему-то меланхоличному, может, даже прекрасному, но – далеко-далеко.

У меня есть роман Ачебе «Все распадается» с автографом автора.

– Я бы пригласил вас к себе домой, – произнес он, – но у нас ничего нет.

Мимо проехал грузовик с офисной мебелью. У всех грузовиков в Биафре на борту написаны их имена. У этого краской было выведено: «Медленная ярость».

– Но ведь должны быть какие-нибудь новости! – настаивал я.

– Новости? – эхом отозвался Ачебе. – Подумал, потом сказал мечтательно: – Только что за тюремной стеной нашли массовое захоронение.

Ходили слухи, объяснил он, что нигерийцы расстреляли много горожан, когда Оверри находился в их руках. Теперь могилы отыскали.

– Могилы, – промолвил Чинуа Ачебе. Могилы ему были явно неинтересны.

– Что вы сейчас пишете? – спросила Мириам.

– Пишу? – переспросил он. Было очевидно, что он не пишет ничего. Просто ожидает конца.

– Заупокойную мессу на ибо, – ответил Ачебе.

Ибо был его родным языком.

Подошла хорошенькая девушка Розмари Эгонзу Эзирим. Она была зоологом и работала над проектом снабжения рыбных ферм проточной водой.

– Проект временно закрыли, – сообщила она, – поэтому я сочиняю стихи.

– Все проекты временно закрыты, – отозвался Чинуа, – поэтому мы все пишем стихи.

Остановился Леонард Холл из «Манчестер гардиан». Он сказал:

– Больше всего судьба Биафры напоминает судьбу евреев в Варшавском гетто.

Он был прав. Евреи из Варшавы понимали, что их убьют, что бы они ни сделали, а потому предпочли умереть сражаясь.

Биафрианцы продолжали говорить внешнему миру, что нигерийцы хотят их всех убить, но на внешний мир эти слова впечатления не производили.

– Трудно доказать факт геноцида, – заметил Холл. – Если кто-то из биафрианцев выживет, значит, геноцида не было. Если не выживет никто, кто станет жаловаться?

Подошел мужчина из беженцев, с протянутой рукой, потирая другой рукой живот. Закатил глаза.

– Еды нет, – сказали мы.

Потом совершенно здорового вида девушка предложила нам кварту меда за три фунта. Как я уже писал, основу экономики здесь составляло свободное предпринимательство.

День получился лениво-неторопливым.

Мы спросили Розмари о круглом ярко-оранжевом значке, который она носила.

– Это «Дочери Биафры», – объяснила Розмари. – Вставай! Вперед!

В центре значка была изображена винтовка.

Розмари добавила, что «Дочери Биафры» разными доступными способами поддерживают войска, ухаживают за ранеными, иногда участвуют в партизанской войне.

– Когда есть возможность, мы идем на передний край. Приносим мужчинам маленькие подарки. Если они плохо воюют, мы их ругаем, и они обещают исправиться. Мы говорим им – они узнают, когда дела будут обстоять действительно плохо, потому что тогда в окопы явятся женщины. Женщины сильнее и отважнее мужчин.

Может, так оно и есть.

– Чинуа, что вам прислать, когда мы вернемся домой? – спросил Вэнс.

– Книги, – ответил тот.