Книга В августе 1941 - Александр Оришев

На Каспийском побережье в районе Решт — Пехлеви по приказу шаха были установлены тяжелые орудия. Для маскировки этих мероприятий иранцы пустили слух, что усиление военных гарнизонов на советско-иранской границе проведено с целями, во-первых, воспрепятствовать потоку беженцев из СССР, которые в случае германского проникновения на Кавказ могли бы устремиться в Иранский Азербайджан; во-вторых, якобы для предотвращения выступления курдских племен в районе Маку.

Тем временем иранцы дали ответ на ноты от 19 июля 1941 г. Один за одним союзники получили два меморандума (один 29 июля, другой 21 августа), в которых иранское правительство попыталось заверить, что тщательно следит за поведением всех иностранных подданных и что «невозможно себе представить возникновение опасности со стороны ограниченного количества немцев, о которых известно, чем они занимаются». Так, в ноте от 21 августа иранское правительство отмечало: «Как всегда указывалось при переговорах, шахиншахское правительство на основе политики нейтралитета, которой оно придерживается и о которой оно заявило с самого начала войны, не может, вопреки существующим правилам и вразрез с договорами, принять по отношению к подданным какого-нибудь государства огульно такие меры, которые заставили бы его отойти от линии нейтралитета»[227].

Если быть кратким, то мотивы, по которым иранцы отказывались принять требования Англии и СССР, сводились к тому, что:

• во-первых, демарш союзников носит ультимативный характер;

• во-вторых, требования ущемляют суверенитет Ирана;

• в-третьих, удаление немцев из Ирана нарушит позицию строгого нейтралитета.

Формально иранцы были правы. Но и союзники не собирались отступать.

В те дни в иранских газетах можно было прочесть что угодно. Публиковались статьи о ходе переписи населения, о лекциях, организованных Главным управлением пропаганды[228], о выборах в меджлис, об очередных великих стройках, но информацию о требованиях союзников найти в них было невозможно.

«Эттелаат» и другие газеты по-прежнему трубили о силе германского оружия, о том, что немцы готовят на советско-германском фронте очередное наступление. По-видимому, иранские правители не верили в то, что союзники решатся на применение силы, либо не хотели раньше времени будоражить общественное мнение. Даже если где и заходила речь о требованиях Великобритании и СССР, то иранская пресса открыто вставала на защиту немцев. В газетах отмечалось, что в Иране имеется ограниченное количество иностранных специалистов и что каждый из них занимается определенной работой. При этом указывалось, что все иностранцы находятся под строгим наблюдением, и поэтому «исключается какая-нибудь возможность организации групп, имеющих своей целью вести подрывную работу на территории соседних с Ираном государств»[229].

31 июля 1941 г. агентство «Парс» распространило следующее заявление: «Агитация и пропаганда, которая начата с некоторых пор некоторыми агентствами по отношению к части иностранцев, проживающих в Иране, и усиливающаяся в настоящее время в связи с германо-советской войной, может привести к беспокойству и смятению в общественном мнении…»[230]Таким образом, иранская печать наглядно показала, что правительство Ирана не только не хочет тревожить немцев, но и при желании может мобилизовать на их защиту общественное мнение.

Напряженность в отношениях с союзниками добавил сам шах. 15 августа он отдал приказ начать всеобщую мобилизацию[231]. В этот же день «Эттелаат» напечатала передовую под заглавием «Образец патриотизма», начинавшуюся со слов: «Единственное, что украшает человеческую жизнь, — это самопожертвование»[232]. Безусловно, это был намек союзникам, что Иран намерен сопротивляться, и в случае агрессии не только иранская армия, но и весь иранский народ окажут иностранным войскам самое ожесточенное сопротивление. 20 августа, на два месяца раньше обычного, состоялся выпуск юнкеров военных школ и училищ, в числе которых находился один из сыновей шаха Али Реза.

Обращаясь к выпускникам, Реза-шах с необычайным пафосом, используя все известные ему приемы риторики, призвал их быть готовыми к защите отечества. «Некоторые из вас, вероятно, думают о том, что они лишены в этом году обычного месячного отпуска после учебы, но я полагаю, что когда они потом поймут причины этого, в них заговорит чувство самопожертвования. Я ограничиваюсь только тем, что обращаю ваше внимание на общие задачи и специфическую обстановку теперешнего момента и говорю, что армия и офицерство должны очень внимательно следить за ходом событий и в нужный момент быть готовыми к всякого рода жертвам», — заявил шах[233].

В эти же самые дни по всему Тегерану были расклеены объявления о наборе в авиационные школы, а военно-санитарное управление поместило в газетах объявление о приеме на службу фельдшеров и медицинских сестер[234]. Естественно, что этот набор мог понадобиться лишь в том случае, если бы Иран вступил в войну.

Будем справедливы. Признаем — аналогичные меры принимались и с советской стороны. Еще в мае 1940 г. штаб ВВС был снабжен картами, планами, фотоснимками иранских городов Тебриза и Казвина. Главное управление ВВС РККА подготовило документ на 19 страницах под названием: «Описание маршрутов по Индии № 1 (перевалы Барочиль, Читраль) и № 4 (перевалы Киллио, Гильчит, Сринагор)». Был составлен «Перечень военно-промышленных объектов» Турции, Ирана, Афганистана, Ирака, Сирии, Палестины, Египта и Индии. 11 мая 1940 г. дивизионный комиссар Шабалин подал докладную записку начальнику Главного Политуправления Красной Армии Л. З. Мехлису о «необходимости тщательно просмотреть организацию частей и соединений Красной Армии под углом зрения готовности их вести войну на Ближневосточном театре».