Книга Рось квадратная, изначальная - Борис Завгородний

– Окоселовки! – ошалело ляпнул Благуша. Произошла заминка – лица всех трёх мангов заметно вытянулись от удивления.

– Ты, случайно, с Ухарем не знаком? – уже с явным уважением спросил Меник.

Благуша молча кивнул, ещё не зная, чем кончится его неожиданная эскапада.

– А что кушать будешь? Могу порекомендовать жареную трепыхалу под синильным соусом. Отменное кушанье, в самый раз с дороги, сытно, вкусно и недорого!

– Идёт, оторви и выбрось! – поспешно согласился Благуша, понимая, как влип с этой окоселовкой, и не желая попадать впросак далее. Трепыхала так трепыхала, тем более что и впрямь недурно готовят эту степную пташку в центральных доменах – от знакомых слыхал.

– Сейчас будет подано, – Меник оживился, заговорщицки подмигнул ему, как близкому знакомому, и, прежде чем исчезнуть, строго бросил братцам: – К гостю чтоб не приставали, оглоеды! Друг Ухаря – мой друг! Все кости пересчитаю, ежели пожалуется!

И исчез.

– Дохлый вареник, – кисло пробормотали в унисон братцы, разочарованные несостоявшимся развлечением над случайным чужаком, и жадно припали к своим бокалам, в которых пенился белый, с кисло-вонючим запахом напиток, видно тот самый знаменитый монастырский кумыс из-под молоденьких кобылиц.

Проблем с близнецами вроде как больше не предвиделось. Повеселев, Благуша снова принялся осматриваться. Народ в трактире вёл себя вполне пристойно – звякали кружки, бокалы и чарки, в воздухе стояла разноголосица, сливаясь в привычный для таких мест невнятный шум. Не успел Благуша заскучать, как Меник возник снова, уже с подносом, и быстро сгрузил содержимое на стол бокал с окоселовкой и блюдо с жареной трепыхалой.

Благуша попытался сразу расплатиться.

– Позже, – приятно улыбаясь, сообщил трактирный волокуша, – тем более что первая кружка – за счёт заведения.

И снова исчез.

«Профессионал», – с уважением подумал Благуша, не разглядев и со второго раза, куда тот подевался. Затем, мысленно пожелав себе долгой и счастливой жизни, осторожно отпил маленький глоточек из бокала, можно сказать едва на язык попробовал, – но и это его не спасло – окоселовка знала своё дело и враз вдарила по мозгам. «Оторви и выбрось!» – выругался про себя слав, чувствуя, как поплыла голова. Заказал на свою голову! Впрочем, сообразив, что напиваться вовсе незачем – время ведь можно провести и за едой, – налёг на жареную тушку трепыхалы под синильным соусом, наслаждаясь нежным мясом и хрустя специально размягчёнными косточками. И впрямь отменно!

А трактир продолжал наполняться, разговоры становились всё громче и громче, кое-где перерастая в шумный спор, впрочем, спорщиков быстро успокаивали трактирные волокуши, бдительно следящие за порядком.

Благуша уже приканчивал последнюю ножку трепыхалы, когда шум в трактире неожиданно оборвался, словно ножом отрезало, и в зале повисла мёртвая тишина. Слав встревоженно поднял голову, гадая, что случилось. Братья Ебеники, отставив бокалы, восторженно уставились куда-то за его спину, и Благуша, невольно проследив направление их взгляда, тоже упёрся в деревянный помост сцены.

Из боковой двери рядом с помостом, ведущей в отходную комнату, обычно предназначенную для артистов, как раз вышел манг, наряжённый в какой-то немыслимо пёстрый, разноцветный наряд, – ставила, и его торжественный голос громко разнёсся по притихшему залу:

– Первая пара! Крутой Ойкер против Епана Мата! Делайте свои ставки!

Тишину словно корова языком слизнула. Зал взорвался оглушительными криками и аплодисментами, а между столиками замелькали многочисленные юркие помощники ставилы, собирая ставки. Крики болельщиков носились в воздухе, словно стрелы, разя направо и налево: три к одному против Ойкера! Пять к одному против Епана!

И в том же духе в разнообразных вариациях.

Большие бабки будут, сообразил Благуша. Рискнуть, что ли? И задумавшись, не заметил, как отпил из бокала. Утробно зарычав, окоселовка тут же вжахнула по черепу… и на душе стало невероятно хорошо, а рычащий зверь в глиняном бокале вдруг превратился в ласковую и нежную деву. Следующий глоток пошёл легко и приятно, распространяя по телу блаженную расслабленность… И только теперь Благуша уразумел, как много он потерял, отказавшись выпить в Махине с Ухарем, а также осознал, что только великий человек мог придумать и изготовить такую штуку, как окоселовка. Недаром его здесь так уважают, а рецепт пойла, небось, знает только сам хозяин. Вот бы достать, ведь на таком напитке можно и разбогатеть!

На площадку тем временем неспешно вышли два здоровенных обнажённых мужика, по внешности – оба слава, светлокожие, светловолосые, светлоглазые, в одних набедренных повязках, и встали друг против друга, играя могучими мышцами. Намазанные маслом тела блестели, словно отполированные, а глаза борцов-рукомахальников метали столь свирепые взгляды, что обладай те физическим весом, так выкосили бы напрочь половину зала, а может, и сам бы трактир порушили.

Благуша во все глаза пялился на помост, восхищённый статью борцов. Вот бугаи-то! Таких бы парочку, когда он с Ухарем от бандюков отбивался, точно бы всех повязали! До единого!

– Ставки сделаны!

Оглушительно прозвучал гонг, и нарядный ставила соскочил с помоста к зрителям, а рукомахальники, перестав испепелять взглядами зал, повернулись лицом к лицу и начали медленно сходиться, испепеляя уже друг друга.

Собравшийся в трактире народ явно знал рукомахальников давно, и в зале то и дело раздавались крики, призывающие то Крутого Ойкера, а то Епана Мата надрать противнику задницу, уделать каждого, как Предки Древнюю Тортилью.

Благуша же просто наслаждался веселящим кровь представлением, хотя где-то на задворках сознания и бродила мысль, что непотребное это занятие для людей – бить друг друга по лицу и всему остальному ради развлечения. Но окоселовка, сняв внутренние зажимы, бдительно следила за тем, чтобы подобные мысли не портили ему настроения, и сразу рычала на негодную, как только та оказывалась поблизости. Наблюдая, как одному из борцов удалось ловко выскользнуть из объятий другого или сделать какой-нибудь хитрый захват, Благуша ободряюще орал вместе с остальными. Время летело незаметно, бокал у Благуши потихоньку пустел, в голове приятно шумело, и первую пару, где своего противника красиво завалил Крутой Ойкер, вскоре проводили одобрительным свистом – выигравшие, и ругательствами – проигравшие. А на помост тут же вышла следующая сцепка – загорелый до тёмно-шоколадного цвета здоровяк манг по прозвищу Дай-в-Рыло и желтокожий темноволосый нанк по прозвищу Получи-Своё. Оба были в национальных одеждах, но частично: на нанке красовалась наброшенная через плечо белоснежная шкура ехана-бабая, редкостного зверя, водившегося только в снежных доменах, а манг, поигрывая некрупными, но выразительно рельефными мускулами, щеголял в безрукавке из чёрной конячьей кожи; остальное заменили те же набедренные повязки. Оба казались невысокими по сравнению с выступавшими до них богатырями-славами, но компенсировали недостаток роста невероятной стремительностью движений. В общем, Благуша даже не усомнился, что и эти рукомахальники – ребята серьёзные, а по приветственным крикам, разразившимся с их выходом на помост, можно было понять, что и они хорошо знакомы завсегдатаям.