Книга Древо жизни - Генрих Эрлих

Дело, которое я ему поручил, было как раз по его части. Необходимо было разузнать среди петербургских ювелиров, которые почему-то почти сплошь его соплеменники, о нательном кресте и о перстне князя. Он с благодарностью принял от меня стаканчик очищенной и удалился.

А уж вслед за Лейбой повалил наш брат-русак, неумело пытающийся замаскировать почтительными поклонами радость от моего (и их!) возвращения. Я, честно говоря, и не ожидал, что Алексееву за немногие часы удастся стольких разыскать в огромном городе. Так как каждый получал вместе с заданием посошок для резвости ног, то вскоре мне пришлось заказать второй полуштоф очищенной. Заданий было два. Большей части агентов я приказал потолкаться по кабакам, трактирам, харчевням и распивочным, самим поговорить с хозяевами, половыми да посетителями, а больше послушать разговоры, не обломился ли кому прошлой ночью невиданный хабар. Меньшая часть должна была обойти всех известных (нам известных, то есть всех) скупщиков краденого и выяснить, не приносили ли им во вторник серебряные чарки, подносы, украшения старинной работы, сопровождая вопросы уверениями, что настоящий владелец заплатит за похищенное стоящую цену, а Путилин-де за их чистосердечие не будет иметь к ним никаких претензий. Лишь Алексеев получил особое задание.

Итак, все сети были раскинуты, мне оставалось только ждать.

Глава 9

«Он хуже Бен-Ладена!»

Москва, 5 мая 2005 года

8 часов утра

Северин наскоро принял душ, вылез из ванной, чтобы побриться, и замер перед зеркалом. Его вдруг обуял интерес к собственной персоне, точнее, к ее внешнему виду, что не случалось, наверно, со школьных лет. «С чего бы это?» — попытался усмехнуться он. Попытка вышла неудачной. Он знал с чего.

Зеркало над низкой раковиной было большим, так что Северин мог рассмотреть себя всего, за исключением малозначащих — не женщина, чай — деталей: коленей, голеней, ступней. Снизу и двинулся. Мужское достоинство было … достойным и — тьфу-тьфу-тьфу — ни разу не подводило. Предательское «пока» было задушено в зародыше. Северин поиграл мышцами живота, мышцы были, живота не было. Он согнул руки в локтях и поднял их на высоту плеч. Нарисовался треугольник. Если скинуть сантиметров пятнадцать с его метра девяносто, треугольник вышел бы равносторонним, но это, пожалуй, слишком. Густые волосы на груди образовывали еще один треугольник, тоже почти равносторонний. Шея для таких плеч казалась тонковатой, из-за этого возникали вечные проблемы с воротниками рубашек. Потому, наверно, Северин их почти и не носил, отдавая предпочтение водолазкам. Да, тонковата и длинновата, но это Северин не стал заносить в пассив, тут кому что нравится.

Вот и до головы добрался. Тут тоже треугольник просматривался. Лоб широкий, бугристый, особенно явно над бровями, а так ровный, без морщин, вот только какая-то вертикальная складка посередке намечается. Северин нахмурил брови, складка углубилась, улыбнулся, складка расправилась и стала почти незаметной. «Надо чаще улыбаться», — сделал зарубку в памяти Северин. Но тут же и стер улыбку — она нарушала почти идеальную прямую линию скул, сходящихся к подбородку, тяжеловатому и заметно раздвоенному. Впрочем, чего уж там, сломанный при давнем задержании нос все равно искривлял другую линию, от складки на лбу к впадине на подбородке, этого не исправить.

Для полноты картины Северин взял расческу и расчесал волосы, на пробор и в то же время назад. Влажные волосы казались темнее обычного. «Да я никак брюнет», — сделал открытие Северин. Даже влажные, волосы не хотели лежать ровно, бежали волнами, загибаясь вверх на концах. «Надо подстричься», — напомнил себе Северин, хотя и знал, что это не поможет, все одно толстые и густые волосы будут непременно топорщиться. И седеть. Вот уже и начали, на висках. А это что за серый налет на щеках? Вот черт, щетина-то седая! Сбривать немедленно! Эдак скоро придется по два раза в день бриться, растет, зараза, с каждым годом все быстрее и быстрее!

Он выдавил пену для бриться, густо намазал щеки, подбородок, шею. Лицо сразу преобразилось. «Прямо дед!» — подумал Северин. Но на деда он пока не тянул, глаза выдавали. Молодые, ясные, серые. Подруги уверяли, что голубые, но он же не дальтоник, точно серые. Или они меняются, когда с женщинами? Так размышляя, он привычными движениями снимал жилетовским станком пену, открывая молодеющий лик. «Экий волчара», — удовлетворенный увиденным усмехнулся Северин. Усмехнулся — и порезался.

Порезался самую малость, но вид тонкой кровавой полоски запустил цепь ассоциаций, которая очень быстро привела к судмедэксперту Аркадию Иосифовичу. Северин крякнул от досады на свою забывчивость и, наскоро ополоснувшись, исполнил короткую мелодию на клавишах телефонного аппарата.

— Я! — раздался в трубке раздраженный рык.

— А это я, Аркадий Иосифович, замотанный расследованием майор Северин. Вы тоже всю ночь работали? — не дожидаясь ответа и посчитав, что его «тоже» вполне сойдет и за объяснение, и за извинение, Северин продолжил: — Готовы ли вы меня принять?

— Принять я всегда готов, — голос заметно потеплел, — только не задерживайся и в отдел не заходи. Я имею в виду работу и только ее.

— Уже лечу!

На лету Северин завернул в одну точку на Садовом кольце. Глаза разбегались от предложения.

— Могу я чем-нибудь вам помочь? — раздался профессионально заботливый, чуть хрипловатый голос. Внешность его обладательницы была под стать голосу, тонкие морщинки покрывали грубоватое, но в целом красивое лицо.

— Беленькую хочу, нашу, помягче, — сказал Северин.

— Возьмите «Путинку», ее сейчас многие берут.

Прислушавшись к совету профессионала, Северин покинул винный отдел, прихватив бутылку в пластиковом пакете. Через полчаса она, разоблаченная, стояла на столе перед судмедэкспертом. «Вот это по-нашему!» — радостно сказал тот и, невзирая на раннее время, налил себе щедрую порцию. Пришлось принять и Северину, как наказание за вчерашнюю оплошность. После этого немедленно приступили к делу.

— Первая странность, — начал Аркадий Иосифович, — причина смерти — асфиксия, удушье, это абсолютно точно.

— Что тут странного? — прервал его Северин. — Обычная причина смерти при распятии.

— А ты откуда знаешь? — удивился судмедэксперт.

— Читал когда-то, в специальной литературе, — нагнал туману Северин.

— И они держат такого человека в майорах! — Аркадий Иосифович воздел руки, призывая Иегову если не исправить немедленно вопиющую несправедливость, то хотя бы разделить с ним его возмущение.

— Те, кто это сделал, совершили ошибку, — продолжил Северин, — им надо было жестко фиксировать ноги, на специальной перекладине или хотя бы просто прибить гвоздями по классическому образцу. А они привязали их веревкой, которая при естественных порывах распятого вверх сползала вниз.

— Чтобы говорить об ошибке, надо знать, для чего они все это делали, — наставительно сказал судмедэксперт, — а вот это-то как раз и непонятно, тут вторая странность. Как способ убийства, признаем, распятие не лучший. Как способ пытки тоже, пытают для того, чтобы что-то выяснить, а удушье плохо совмещается со словами. Вообще, любая пытка с необходимостью включает перерывы для признательных показаний. Та же дыба и испанский сапог, не говоря уже о кнуте, хороши тем, что позволяют быстро убрать болезненное воздействие. Крест же для этого слишком статичен. Остается казнь, казнь не как убийство, а как некое ритуальное действо, на что, кстати, указывает весь антураж. Или как повод для какого-то вселенского тарарама.