Книга Я – Сания - Сания Испергенова

А очень скоро, несмотря на съеденный суп, стало ясно, что это мое первое и последнее лето в их доме.

Однажды я решила покататься на велосипеде. У них был только взрослый – я спросила разрешения, и понеслось! Уже не падала, как два года назад, и в целом все хорошо получалось. И вот после очередных катаний я поставила велосипед у входа, причем проверила, что он хорошо стоит, не шатается. Но только я отошла на пару шагов, и велосипед – бааааамц! – упал на машину. Я даже не успела понять, что произошло, но Анджело уже подскочил и начал на меня орать. От страха половину слов я вообще не понимала, только сжималась в комок и жмурилась. Следом из дома вылетела Даниела и тоже стала орать – только не на меня, а на него за то, что он орет. Я слышала и понимала лишь обрывки.

– Как ты можешь?! Замолчи! Она только вылезла из своей депрессии! А ты опять все портишь!

Он переключился с меня на нее и стал орать еще громче. Она кричала в ответ. Тут выбежал их сын, попался под горячую руку – влетело заодно и ему. Он разревелся, убежал в дом, отец за ним. Мать за ними. А я думаю: «Что я буду стоять на улице, пойду тоже в дом. Это же я виновата. Пусть ругают меня, а не друг друга». Но только я вошла в гостиную, как Даниела – фьююююююю! – запустила в меня со всей силы кроссовками. Они больно ударили меня и отлетели. Уже во второй семье на меня поднимают руку! Сейчас-то я не сделала ничего плохого – пошла в дом за ними, все. Я убежала и спряталась: забилась в самый дальний темный угол. Так было всегда – не выносила криков, как только слышала их, замирала и пряталась. Срабатывал внутренний щелчок, и я уходила глубоко внутрь себя – туда, где безопасно, – переставала слышать, не могла ни на что реагировать. Потом я услышала, что они начали искать меня по всей территории. Нашли. Мы все поднялись на второй этаж, они усадили меня на диван и извинились за то, что вышли из себя и так сильно на меня накричали. Объяснили, что я сделала очень плохо, потому что ремонт машины стоит больших денег и эту вмятину придется теперь исправлять в автосервисе. Но я-то всего этого не знала! Вообще не понимала, из-за чего такой шум! Думала, все исправляется очень легко – одним нажатием пальца. Как вмятина на пластиковой бутылке. И мне было обидно, что из-за такой ерунды они так страшно кричат.

В итоге об этой вмятине на машине узнал весь город. Куда бы я ни пришла, в меня всюду тыкали пальцем: «Вооон та девочка, которая помяла машину». У них в Италии сарафанное радио работает как часы.

– Это же ты машину помяла, да? – Случайные прохожие делали страшные глаза.

– Да, – отвечала я, опустив голову.

– Нехорошооо, – сокрушались незнакомые люди.

С того момента я больше не желала выползать из своей раковины. Нам всем было плохо в одном доме, каждый страдал по-своему. И только раз в неделю атмосфера немного менялась – мы выезжали на море. Приезжали на целый день на каменистый пляж, где был природный лягушатник, огражденный огромными камнями. И я вырывалась на волю – никакие силы не могли вытащить меня из воды. Я придумывала себе кучу занятий: прыгала с камней, смотрела на дно сквозь маску, ловила крабиков, собирала ракушки, искала красивые камни. Время от времени выбегала и притаскивала им на подстилку свою добычу. Они замирали в надежде, что я останусь, посижу хотя бы немного, обсохну. Но я убегала и снова ныряла. Чувствовала: вот море – это мое! Только в нем я не лишняя. Конечно, когда мы приезжали домой, мне все высказывали, что нужно знать меру. Но я не особо-то реагировала. Кто они мне? Никто.

Единственным человеком, к которому я успела привязаться в Италии, – была бабушка, мама Даниелы. Нас с мальчишкой иногда отвозили к ней с ночевкой. И вот в первую же ночь она положила меня в детскую кроватку, накрыла одеялом и села рядом. Это было удивительно непривычно и в то же время приятно. От ее морщинистых рук пахло лавандой и еще какими-то травами, названий которых я не знала. Она ничего не говорила, просто сидела и улыбалась. Я видела ее спокойную мягкую улыбку и чувствовала защиту взрослого человека – эта бабушка казалась мне самым надежным и верным стражем. Мне стало так тепло, так хорошо, что я расслабилась и быстро уснула. Такое было со мной впервые – чтобы человек сидел со мной рядом, укладывал меня спать. И потом, каждый раз, когда я у нее ночевала, я ждала этих волшебных моментов. И бабушка не подводила, делала так всегда – сидела на моей кровати и ждала, пока я засну.

Однажды, это было ближе к концу лета, родители привезли меня к бабушке, а сами уехали. Только потом, в Москве, я узнала, что они были на общем собрании семей, на котором подписывались согласия и договоры на следующий год. Все приезжали с детьми, веселились, общались. Но Даниела сказала всем, что я заболела и поэтому не могу приехать. Конечно, она не стала ничего подписывать. Я думаю, после меня они в принципе никогда в жизни больше не возьмут детей – ни на каникулы, ни тем более навсегда.

В последний день перед отъездом мы поехали в большой гипермаркет. Конечно, я надеялась на подарки, одежду, модные вещи. Но они вместо этого купили мне кучу еды. Килограммы печенья, конфет, мармеладок, шоколадок, орешков – я до сих пор не понимаю зачем?! – и красную сумку ко всему этому в придачу. Конечно, когда я приехала в детский дом, пришлось делить «богатства» на всех. Мы с Олесей успели только пакет арахиса урвать и объелись им так, что я до сих пор не ем арахис. Другие дети привезли в Москву целые чемоданы новых классных вещей, а я – конфетки. Блин, мне тоже хотелось нарядов! Обидно. Тогда, вернувшись в Москву, я окончательно поняла, что больше никогда не поеду ни в одну семью. Мне это не надо.

Меня потом обвиняли все кому не лень: «Вот, ты сама такая-сякая, во всем виновата, остальные дети в Италии уживаются с семьями! Там все люди прекрасные. А ты…» Конечно, от таких слов я страдала. Чувствовала себя неполноценной.

Но, повзрослев, я смогла все самой себе объяснить. Дети, пусть даже сироты, совершенно разные. Реакции у них тоже разные. Кто-то раньше уже жил в семье или хотя бы ходил в гости к родственникам по выходным, поэтому знал, что это такое. А для меня семья был космосом, я не умела в нем выживать.

Зато итальянцы показали мне совершенно другую жизнь – я захотела иметь свой дом, свою землю, чтобы сажать морковку на грядке и огурцы в парнике. Я начала мечтать и поверила, что у меня все это обязательно будет. Представляла себе двухэтажный дом, обязательно с летней столовой на крыше, с огромной террасой. Тогда я не знала, для чего она мне, но уже рисовала в мыслях отдельную огромную комнату – не спальню и не гостиную – со стеклянными стенами, чтобы в ней был простор. И еще я мечтала о качелях во дворе или о диване-качалке. Представляла, что у меня тоже будут фруктовые деревья – особенно лимоны. Только не знала, можно ли их выращивать в России. В Италии-то они растут отлично, можно ведрами собирать. Остальное в голове было не очень четко. Но точно именно после Италии я поняла, что хочу большую семью. Чтобы четверо-пятеро детей, чтобы все жили дружно и, главное, чтобы был хороший надежный отец, который никогда ни на кого не поднимет руки. Такой как Марко. А еще я бы очень хотела, чтобы у моих детей была такая же бабушка, которая была у меня там. Но вот это уже не судьба.