Книга Бархатная песня - Джуд Деверо

Аликс жадно выслушала все, что ей рассказал Джослин.

— Хорошо, что я больше не с ним, — сказала она тихо, пощипывая струны лютни. — В его семье полно леди, а я дочь адвоката. Если бы я оставалась с ним, то вряд ли бы смогла быть послушна его высокородной жене и даже вежлива с ней, и она не захотела бы терпеть меня в своем окружении, хотя некоторые из этих людей, как я понимаю, просто хладнокровные шлюхи. Пожалуй, ему не повредило бы немного тепла.

Джослин пытался ей доказать, что всю разницу между нею и леди можно устранить с помощью шелкового платья, но Аликс была с ним не согласна. И еще он знал, что она печалится не только о Рейне, что ее больно ранила ненависть лесных обитателей.

По мере того как шло время, она становилась спокойнее, рассудительнее и, казалось, гораздо больше думала об окружающих, чем прежде, когда они только познакомились. Иногда, не часто, но все же иногда она старалась помогать людям. Они с Джосом всегда путешествовали с другими, не желая рисковать и наткнуться на разбойников, и Аликс собирала детей и уходила с ними на прогулку, чтобы матери немного отдохнули, а однажды она поделилась едой с беззубой старой нищенкой. В другой раз она приготовила пищу для мужчины, чья жена где-то поблизости под деревьями рожала их восьмого ребенка.

Люди ей благодарно улыбались и со временем становились друзьями. Однажды ребенок подарил ей букет полевых цветов, и на глаза Аликс навернулись слезы.

— Как они много значат для меня! — сказала она, крепко сжимая цветы.

— Эта девочка благодарит тебя за то, что ты вчера ей помогла. Ты нравишься здешним людям. — И Джослин показал на спутников.

— И никакой музыки, — прошептала она.

— Прости, не понял?

— Я им нравлюсь не из-за музыки. Я дала им что-то другое.

— Ты отдаешь часть себя.

— О, конечно, Джос. — И Аликс рассмеялась. — Я стараюсь, хотя это очень трудно. Петь намного легче.

Джослин тоже рассмеялся. Если бы кто сказал ему, что петь, как поет Аликс, очень легко, он бы ни за что не поверил.

Теперь, в августе, когда ее бремя уже стало велико, Аликс двигалась все медленнее, и Джос хотел бы, чтобы они где-нибудь остановились на продолжительное время.

— Так ты готов? — спросила она, пытаясь встать. — Если поторопимся, то сможем к ночи добраться до замка.

— Останемся здесь, Аликс, — настаивал он, — у нас уже есть еда.

— Остаться и пропустить обручение леди? Нет, когда мы туда доберемся, то еды будет еще больше, и от нас только и потребуется, что создать немного чудесной музыки в честь очаровательной наследницы. Я очень надеюсь, что на этот раз девушка хорошенькая! Последняя прекрасная дама была такая безобразная, что мне надо исповедоваться за лживую хвалу, что я ей пропела.

— Аликс, — ответил Джос с напускной строгостью, — возможно, та дама была прекрасна душой. — И только ты мог такое придумать. Конечно, при своей красивой внешности ты можешь позволить себе быть добрым. Я видела, как мать той некрасивой девушки пожирала тебя глазами. Она ничего тебе не предлагала, после того как ты кончил петь?

— Ты задаешь слишком много вопросов.

— Джос, не можешь же ты оторвать себя от людей и самой жизни. Констэнс умерла.

Аликс затратила много времени и усилий, чтобы заставить его рассказать о женщине, которую он когда-то любил.

Джослин решительно сжал челюсти, и Аликс поняла, что он отказывается говорить о себе. Ее проблемы были у них как бы общей собственностью, а его принадлежали только ему.

— И нет женщин таких же прекрасных, как Розамунда. Конечно, если не обращать внимания на метку дьявола. Это отвратительное пятно мешает видеть ее красоту. Любопытно, это действительно печать сатаны?

Джослин сразу же набросился на Аликс:

— Это, скорее знак Божьей милости, потому что она порядочная, добрая и страстная женщина.

— Страстная, да? — поддразнила его Аликс, когда он отвернулся.

— Ты жестока, Аликс, — прошептал он.

— Нет, но я хочу, чтобы ты понял одно: тебе незачем молчать со мной. Ты же не можешь все таить в себе. Ты так много можешь дать, но ушел в себя. Он холодно взглянул на Аликс:

— Между прочим, Рейн сейчас тоже далеко. Так почему бы тебе не найти себе еще кого-нибудь? Я видел, как многие из мужчин, от дворян до юнцов из конюшни, глазеют на тебя. Они взяли бы тебя замуж даже с твоим большим животом. Почему же тебе не выйти за какого-нибудь торговца, который даст крышу над головой твоему ребенку и будет тискать тебя каждую ночь?

После такой отповеди она на несколько минут затихла.

— Прости, Джос. Я надеялась, что Розамунда может заменить тебе Констэнс, но теперь понимаю, что это невозможно.

Джослин сидел, отвернувшись. Он не хотел, чтобы Аликс видела его лицо. Слишком часто по ночам он видел теперь не Констэнс, а Розамунду, такую тихую, всем своим видом извиняющуюся за то, что существует на свете, но он видел и ощущал ее не такой, какой она была обычно, а женщиной, которая поцеловала его на прощание. Впервые после смерти Констэнс словно искра пронзила его тело. Не то чтобы он чурался женщин до встречи с Констэнс, но после ее смерти он их сторонился. Только v тот краткий миг, когда он обнял Розамунду, уходя из леса, он вдруг ощутил трепет настоящего желания, истинного мужского интереса к женщине.

Джос взял Аликс за руку, и они вместе направились к стоявшему вдали замку.

Это было старинное здание. Одна башня сильно накренилась, и Аликс уже заранее знала, что спать им придется па сквозняке. За месяцы странствий она очень много узнала о дворянах, и, может, самое любопытное было то, что благородные леди были так же несвободны, как и все остальные. Она видела немало высокорожденных дам с синяками под глазами, — признак, что к этому приложили руку их мужья, как правило, бившие жен. Она видела хилых трусливых знатных господ, которых презирали их жены. Были союзы, заключенные по большой любви. Встречались супруги, ненавидевшие друг друга, с угасающим домашним очагом, но были и такие браки, что основывались на любви и уважении. И Аликс начинала понимать, что у людей благородного происхождения такие же или почти такие же трудности, как и у обитателей ее маленького родного городка.

— Грезишь наяву?

— Думаю о своем доме, о том, какое у меня было защищенное детство. Я почти сожалею, что музыка так отрывала меня от других людей. Ведь сейчас мне кажется, будто я ничья.

— Ты принадлежишь тем, кому хочешь принадлежать.

— Джос, — сказала Аликс очень серьезно, — я не стою ни тебя, ни Рейна, но правда надеюсь в будущем совершить что-нибудь достойное вас.

— А знаешь, с каждым днем ты все больше говоришь, как Рейн.

— Ну и хорошо, — рассмеялась Аликс. — И, воспитывая, его ребенка, я наполовину сравняюсь с ним в добродетели.