Книга Утро без рассвета. Камчатка. Книга 2 - Эльмира Нетесова

— Интересно, а как его после такого оставили в «президентах»?

— Видите ли, здесь существует своя тонкость… Воры обвинили Бондарева в нечестности. Дескать, тот специально морил «президента» голодом в шизо. Чтобы ослабить перед дракой. Ну а еще… Бондарева вскоре уволили с должности начальника. Ну, воры и объявили на своем сходе, что победителя в драке не было…

— Не знаю, но драться с вором — это уже, последнее дело. И суть не в риске. А в потерянной собственной чести. Бондарев выиграл один раунд. А проиграл одиннадцать, — сказал Яровой.

— Почему? — раздраженно спросил майор.

— Атака физическая несомненно усилила моральное сопротивление. И не только у «президента». Бондарев схватился с ним, как животное. Тем самым доказал, что морально он слабее его. Не в пример Бондареву «президент» имеет реальную психологическую власть над заключенными. И ему не пришлось подтверждать это кулаками. А вот Бондареву мордобой потребовался. Всем заключенным продемонстрировал, что действует постыдными методами воров в законе, что подменил исправительно-трудовое право бондаревским, кулачным…

— Но «президент» принял условия! — перебил майор.

— Но у него не было иного выбора! Ведь драка была ему навязана в присутствии других воров. Отказаться — значит, в их глазах струсить. Кроме того, он оказался умнее Бондарева. Ибо понял, что тот признал его, вора, равным себе в борьбе за власть. Неважно, что за негласную… Публично бить по лицу начальника— это ли не триумф для «президента»! Бондарев поставил на карту честь своего мундира. И… проиграл все. Он выпрашивал послушание. У избитого. А тот не согласился. И по вашим же словам, в присутствии воров он согласен был скорее умереть, чем просить пощады. А Бондарев вынужден был отступить. И еще до драки у него был один личный враг— «президент». После нее— все фартовые. Не многовато ли? К тому же и «президент» имел в личных врагах лишь Бондарева, а после драки — всех работников лагеря. Он в каждом видит Бондарева. Вы все для него Бондаревы. Все на одну колодку. Конечно, победителем в этой драке остался «президент».

— Почему? — удивился майор.

— Ни у начальника лагеря, ни у его подчиненных не должно быть среди заключенных ни личных врагов, ни личных счетов. И самое страшное поражение — преступить это правило. У «президента» после случившегося неизмеримо возрос авторитет в лагере. Уверен, что и среди работяг. Ибо «президент» доказал, что не только пайки умеет отбирать, а и вести кулачный диалог с самим начальником. И вот он уже не просто паразит, а чуть ли не рыцарь зоны. Не обирала заключенных, а их защитник. Ведь те поняли. Что никто из них не застрахован от кулачного перевоспитания. Вовремя убрали Бондарева! Умное у него начальство! И вам, уважаемый, следовало бы брать с него пример. И не допускать порочного влияния Бондарева, его вмешательства в работу исправительно-трудового лагеря. Я, как человек здесь посторонний, не мог запретить Бондареву вызов Гнома. А вот вы, начальник лагеря, могли это сделать. И даже обязаны были. И не случилось бы ночного приключения.

— Видите ли, Бондарев всегда повторял нам, его ученикам, что в жизни бывают такие ситуации, когда не до пижонства. Не до красивых слов. И уж лучше нос в кровь, чем отдать на поругание каждой сволочи наши завоевания! Вот на это-де способны лишь мужчины, а не демагоги, — горько усмехнулся майор.

— Послушайте, это еще очень хорошо, что у вас, кроме разбитых в кровь носов, не случилось ничего более серьезного. Я вовсе не намерен поучать вас. Но мне кажется, что здесь, в лагере, воспитателям нужно прежде всего завоевать уважение, доверие заключенных. Именно доверие. Чтобы не врагов они в вас всех видели, а пусть строгих, но учителей. Или, если хотите, врачевателей душ их и судеб: трудная, по-мужски тяжелая эта работа, в которой ученики должны становиться лучше своих учителей… Ведь это и есть — прогресс, а не словеса о нем… Поверьте, заключенные сами не потерпят никаких «президентов» и «бугров», выбросят их не только из своей жизни, но даже из лексики, когда увидят, что принуждение— лишь крайнее средство в арсенале убеждений…. А уважение к закону и человеческому достоинству — обязательная норма поведения для всех, включая администрацию…

— Ну а что вы предложили бы не на будущее, а на сей момент? На свежий взгляд. Но чтобы не получилось по пословице: хрен редьки не слаще…

— Что ж, есть кое-какие соображения, — оживился Яровой. — Как мне стало здесь известно, «бугры» назначаются «президентом» по просьбе барака. И поскольку «бугор» является главой барака, то зачастую, вольно или невольно, администрация подпадает под влияние элиты зэков и назначает бригадирами все тех же «бугров», которые с этого дня становятся ответчиками за зэков перед «президентом», как «бугры», и в то же время за работу и за людей перед вами. Как бригадиры. Так, майор?

— Так, — кивнул тот.

— Следовательно, за что вы можете хвалить бригадира, за это же самое его может взгреть, как «бугра», «президент». Так?

— Правильно.

— У этого «бугра»-бригадира нет выбора. Не у кого искать защиты! Заключенные боятся и вас и «президента», а потому не поддержат «бугра»-бригадира, если он кому-либо из двух сторон явно не угодит.

— Это не ново. Гордиев узел. В этом вся трудность, — вздохнул майор и добавил: — Только «президента» они боятся и слушаются куда больше, чем нас. И выхода из этой ситуации никто не нашел.

— Все зависит только от вас. Узлы не рубить, развязывать надо… Что может перевесить авторитет «президента»? Спокойное будущее и хороший заработок. Полная независимость от воровской касты. Возьмите моральный верх над «президентом». Противопоставьте его влиянию свой авторитет. Грубостям — достойное отношение. Ругани — справедливость. Побоям — человечность. И стоит появиться маленькой трещинке, для воров это — уже пропасть. Займите их свободное время. Ну, учебой, что ли… Постигните внутренний мир хотя бы десятка зэков — они его прячут даже друг от друга. И вы будете сильнее «президента» уже тем, что знаете о людях больше, чем он. Мне известен случай, когда один из воров, — Яровой вспомнил Седого, — сразу откололся от кентов, находясь в то же время в одном бараке с ними. И от «малины» ушел. Как только узнал, что у него есть сын. Сколько раз его убить хотели, сколько грозили — отцовское одержало верх в душе вора.

— У многих наших не только детей, никого нет. Нечем им дорожить. Не за что держаться. Не за что и ухватиться. Руки слабые. Только одно умеют…

— Не может быть, чтобы у всех у них ничего дорогого в жизни не осталось. Не родились же они ворами. У них до «малин» была другая жизнь…

— Была, да сплыла, — безнадежно вздохнул начальник лагеря. — О ней только воры-изгои еще помнят, такие, как «суки»…

— А вы не делайте ставку на «сук». Ибо они прежде всего — ваши враги. Они гораздо опаснее, чем остальные.

— Почему? — удивился майор.

— Меченые заключенными, они знают, какой лагерь для них опаснее и всегда будут придерживаться более сильной стороны, чтобы сохранить жизнь. Не думайте, на вас они работать не будут. В лучшем случае — «липу» подкинут. В худшем — вас и продадут. Знают, с вами по выходе из лагеря навсегда прощаются, а вот с кентами — нет. Это я о тех, кому повезет до этого дня дожить. Вот и подсовывают не то, что вам нужно знать, а то, что прикажут кенты? Это их единственный шанс на спасение. Уверен, что и личные счеты со своими врагами те же «суки» не раз вашими руками сводили. С какими врагами? Да с теми же работягами, не отдавшими свою пайку хлеба.