Книга Суворов и Кутузов - Леонтий Раковский

Француз глянул еще раз на адмирала, потом еще раз на гравюру, и его лицо снова оживилось.

– Постойте, постойте, я, кажется, начинаю понимать! В полку мне уже говорили об этом сходстве не раз. Но не может быть! Вы, вы принимаете меня за… императора? – вытаращил глаза полковник.

– А как знать, кто вы, – чуть улыбаясь, ответил Чичагов, закладывая руку за борт морского вицмундира.

– Кто я? Я полковник конноегерского полка Камиль Вуатю!

Веселость снова вернулась к нему.

– Я – император? О Боже мой! – Француз захохотал, схватившись за живот. – Я – император? И не потому ли вы угощали меня кло-вужо? О-хо-хо! – Полковник хохотал до слез.

Чичагов сидел, покачивая ногой. Улыбка сползала с его важного лица. Щеки начинали покрываться краской.

– Да посмотрите же – у меня вон на щеке бородавка. Она от рождения.

Француз встал и, наклонившись к адмиралу, показал пальцем на довольно большую бородавку, сидевшую у него под глазом.

– У императора лицо чистое. Я видел его в лагере в Булони вот так же близко, как вижу вас! – уже не смеясь, сказал француз.

Адмирал Чичагов вскочил и, взбешенный, выбежал вон из комнаты.

На этом конфузном случае не суждено было окончиться неприятностям адмирала Чичагова в Борисове.

Граф Пален 2-й, вступивший в командование авангардом вместо раненого Ламберта, прислал к Чичагову ординарца, прося подкрепления. Верстах в десяти от Борисова, у деревни Лошница, где должен был расположиться авангард, Пален наткнулся на превосходящие силы противника.

Разведка у Чичагова была поставлена из рук вон плохо, адмирал не имел представления о том, какие и где французские силы стоят на его пути в Оршу. Зная из сообщений главнокомандующего Кутузова, что Наполеон бежит в полном расстройстве, Чичагов не поверил Палену. Он решил, что толстый сибарит Павел Петрович Пален просто струсил. Чичагов не обратил внимания на его рапорт, велел солдатам варить кашу, а три тысячи кавалеристов отправил на фуражировку по левому берегу реки.

Но не прошло и часа, как прискакал второй гонец с известием, что французы теснят наш авангард. Об этом можно было бы не говорить – орудийные выстрелы гремели уже вот тут, под самым Борисовом.

Впервые за все командование сухопутными войсками Чичагов видел наступающего врага. До сих пор враг не принимал боя, и адмирал уже привык к легким победам. А теперь он растерялся: Чичагов не знал, на что решиться – перевести ли оставшиеся на правом берегу войска и принять бой под Борисовом или уйти снова за реку. Пока он раздумывал, маршал Удино гнал Палена к Борисову. Дорога шла лесом. Палену негде было развернуть кавалерию для отпора.

Чичагов отдал приказ отступать на правый берет. Артиллерия и обозы бросились к единственному мосту через Березину. У моста тотчас же образовалась давка: всякий хотел поскорее очутиться на том берегу.

Адмирал Чичагов, бросив свои фургоны со столовым серебром и фарфоровой посудой, кинулся наутек. Повара и многочисленные слуги улепетывали вместе с ним.

Экономка ксендза тотчас же воспользовалась приготовленным для адмирала обедом, но не успела захватить фуры со столовым серебром и посудой – ими завладел маршал Удино, ворвавшийся в Борисов.

V

Борисовскому ксендзу повезло: не успел умчаться один постоялец, как его дом занял второй – французский маршал Удино.

По уверению экономки, русский адмирал был красивее и моложе французского маршала, но ксендз не поверил словам коварной сестры прародительницы Евы и продолжал не менее бдительно охранять ее целомудрие, чем охранял от русских.

Заняв Борисов, Удино немедленно начал разыскивать другую переправу через реку: мост у Борисова был наполовину сожжен отступавшими русскими, и на том берегу стоял Чичагов. Удино послал кавалерийские отряды и расспрашивал у местных жителей о бродах и переправах. К утру следующего дня он установил, что возле Борисова находятся четыре брода: один ниже Борисова, у деревни Ухолоды, и три выше города – у деревень Стахово, Студенка и Веселово. Удино думал остановиться на Студенке – она была подальше от Ухолод и Стахова, находилась недалеко от тракта на Зембин и по своему местоположению позволяла более скрытно вести подготовительные работы. А самое главное то, что брод был проверен: у Студенки третьего дня удачно переправились французы.

Кавалерийская бригада генерала Корбино из его же второго корпуса, стоявшая в Глубоком, возвращалась по приказу Удино к корпусу. Но так как Борисов был тогда занят русскими, то бригаде пришлось переправляться через Березину. Корбино нашел по указаниям местных жителей брод у деревни Студенка, благополучно (потеряв с десяток людей отсталыми) переправился через Березину и соединился с Удино.

Как все маршалы Наполеона, Удино отличался личной храбростью, о чем свидетельствовали его двадцать восемь ран, но, как немногие из маршалов, Удино был на поле боя только хорошим исполнителем замыслов Наполеона, а вести самостоятельные операции не умел. И здесь, находясь в переходе от Наполеона, Удино не рисковал действовать сам, а обращался к Наполеону. Он послал генерала Корбино к императору с докладом.

Из всех бродов Наполеон выбрал Студенку. Император немедленно отправил Корбино назад, в Борисов. Он приказал готовить в Студенке мосты, а чтобы отвлечь внимание Чичагова, устроить ложную демонстрацию – рубить лес, якобы для переправы, у деревни Ухолоды, а в Борисове распространить об этом слухи.

Наполеон правильно считал, что после этого к Ухолодам потянутся тысячи безоружных французских солдат. Они вряд ли уйдут от плена, но императору не было их жаль. И они еще сослужат службу, – Чичагов подумает, что к Ухолодам стягиваются главные французские силы.

Удино точно выполнил приказ Наполеона. Он скрытно перебрасывал свой корпус к Студенке. Деревню заняла кавалерия Корбино, укрыв людей в лесу. К Ухолодам Удино двинул батальон пехоты и роту понтонеров. За ними, как и ожидал Наполеон, потащились толпы безоружных. С русского берега они, конечно, представлялись крупным воинским соединением.

В Борисове же разыграли комедию.

Начальник штаба корпуса Удино генерал Лорансе потребовал к себе знатных мещан города. Когда человек десять борисовских жителей явились в дом ксендза, Лорансе стал расспрашивать их о переправах ниже Борисова и дорогах к Минску, о глубине реки у деревни Ухолоды. Борисовские мещане подтвердили все, что и без них знали французы.

Генерал Лорансе оставил при штабе пятерых мещан в качестве будущих проводников, а с остальных взял клятву, что они никому не расскажут об этом разговоре.

Можно было не сомневаться в том, что не позже следующего утра Чичагов узнает обо всем, что говорилось в стенах знакомого ему дома ксендза.

Так и случилось.

VI

Наше отступление, начавшееся маскарадом, окончилось похоронным шествием.