Книга Другая правда. Том 2 - Александра Маринина

– А почему вы сказали, что она старая полька? – спросил Петр.

– Потому что пани Каролина была полькой и была старой, – с улыбкой ответила Илона. – И я тоже полька по отцу, потому и имя у меня такое… м-м… нерусское. Мы жили в западной части Украины, эти территории раньше принадлежали Польше, и в нашем доме польских семей было больше, чем украинских или русских.

– Илона Арнольдовна, – начала Настя, – Нина мне рассказывала о вскрытых квартирах…

– Ниночка! – перебила ее профессор. – Золотко мое! Она всегда так внимательно меня слушает, не то что ты, обалдуй.

Она бросила на Игоря укоризненный взгляд.

– Ты думаешь небось, что старуха совсем из ума выжила, и все, что я говорю, мимо ушей пропускаешь. А Ниночка твоя слушает, вникает, запоминает. И, как видишь, не зря, профессионально подготовленные люди заинтересовались.

Во время разговора с Ниной в консерватории история не была рассказана до конца, их прервали, и больше они к вскрытым квартирам не возвращались. Теперь же выяснилось, что кроме эпизодов с розой и тортом, Илоне удалось найти в своем микрорайоне еще две квартиры, хозяева которых поведали о похожих случаях. В одной квартире неизвестный затейник оставил трехрублевую купюру, положив ее на кухне в центр стола и придавив стеклянной пепельницей, в другой – снова розу. Илона Арнольдовна, занимавшая в те годы активную жизненную позицию, потратила немало времени не только на то, чтобы найти «пострадавших», но и на то, чтобы довести до сведения милиции: происходит что-то странное и опасное. Если первая часть ей более или менее удалась, то со второй профессор потерпела полное поражение. Ее никто не хотел слушать. Ее выгоняли из всех кабинетов. Над ней смеялись. Ее избегали и давали указание «не пропускать».

– Вот если в нашем районе произойдет серия квартирных краж, тогда…

– Вот если люди, на которых вы ссылаетесь, заявят, что у них что-то пропало, тогда…

– Вот если кого-то убьют, тогда…

В конце концов, Илона Арнольдовна устала и сдалась. Но ничего не забыла.

– В каком году это произошло? – спросила Настя.

– В восемьдесят седьмом, я точно помню.

Две розы, торт «Птичье молоко», три рубля… Школьник? Только если сам уже начал воровать. Для школьника при доходах и ценах того времени подобные траты не характерны. Самый дорогой билет в кино на вечерний сеанс на широкоформатный односерийный фильм – 70 копеек, а днем можно и 10–20 копейками обойтись, если сидеть в первых, самых неудобных, рядах. Брикет пломбира за 48 копеек одному не съесть, покупали на троих-четверых, а если не сливочное, а фруктово-ягодное, то вообще 7 копеек за стаканчик. Проезд на метро и автобусе – пятачок, на троллейбусе – 4 копейки, на трамвае – 3. Взрослые работающие мужчины, получающие зарплату, планировали бюджет из расчета «рубль в день на обед и сигареты». У школьников собственных доходов не было, им родители выдавали «на кино, мороженое и булочку со стаканом сока в школьном буфете». Сколько же должно быть у подростка в кармане денег, чтобы он покупал розы, раздаривал трешки и тратился на торты? И кстати, о торте: «Птичье молоко» невозможно было просто купить в любом магазине, его нужно было либо «доставать» по блату, через знакомых, либо выстоять огромную очередь в кулинарии при гостинице и заказать. Мест, где принимали подобные заказы, было совсем немного, то ли два на всю Москву, то ли три, то ли вовсе одно, этого Настя в точности припомнить не могла, потому что заказывать торт не приходилось ни разу. «Птичье молоко» ей не нравилось, она не фанатела от нежного суфле и не понимала, почему вкус торта называют божественным. Они с Лешкой всегда предпочитали простенькие недорогие шоколадно-вафельные тортики, которые можно было почти всюду купить без проблем.

Нет, обычный школьник не годится. Школьник-вор, пожалуй, тоже: если уж вскрыл чужую хату, так укради. А ни у кого ничего не пропало. Наоборот, прибавилось.

Стало быть, человек постарше. Имеет хороший отработанный навык вскрытия замков, делает это очень аккуратно, можно сказать – виртуозно, не повреждая механизм. Скорее всего, имеет набор профессиональных воровских инструментов. Вор, который не ворует? Это вообще как? Доктор Джекилл и мистер Хайд? Сегодня я ворую, а завтра раздаю? Раздвоение личности? Шизофрения?

Все четыре эпизода в одном районе, дома находятся в шаговой доступности друг от друга. Затейнику удобно? Он где-то поблизости живет или работает? Или он развлекался по всей Москве? Нет, не очень похоже: если бы эпизодов было действительно достаточно много, то при разбросе по всему городу информация рано или поздно всплыла бы. Кто-то кому-то поведал как анекдот, тот рассказал другому… Профессиональная среда на самом деле довольно узкая, и пусть тех, кто халатно относится к своей работе, всегда было много, все равно когда-нибудь история достигла бы ушей человека внимательного и сообразительного. «Вот она и достигла, – насмешливо сказала себе Настя. – Только через тридцать лет. Поздновато. Но все равно любопытно».

Что же это за спец по замкам такой таинственный, который обладает воровским мастерством, но при этом не ворует?

Хорошую историю про старую пани Каролю рассказала бабушка Илона, спасибо ей.

И злой сплетнице, соседке Зое Леонидовне, тоже спасибо большое, очень вовремя она со своим выступлением подоспела.

Закону парных случаев – отдельный низкий поклон.

* * *

– Я отвезу вас домой? – предложила Настя Петру. – Уже семь вечера, день почти закончился. Вы мне обещали поискать Ксюшиных друзей…

– Давайте я лучше у Аллы спрошу, так будет проще и быстрее. Она наверняка всех их знает, и телефоны есть.

– А давайте не надо, – рассердилась Настя. – До тех пор, пока мы не поймем, для чего вокруг нас с вами устроили пляски с бубнами, мы должны сидеть тихо и не подавать виду, что нас интересует переход флешки с материалами из рук в руки. Неонацистское движение – ради бога, про него есть упоминание в деле. Торт, съеденный тридцать лет назад, – еще лучше. Но вопросы, задаваемые Алле Владимировне, Ксюшиной родственнице, это совсем другая песня. Эти наши хореографы, любители плясок, знают о вас, знают обо мне, и не только наши имена, но и адреса. Они даже знают про мой ремонт и финансовые проблемы. Они легко нас вычисляют, где бы мы ни находились. Вас нашли в кафе, меня поймали на перекрестке. Это означает, что они все время рядом, наблюдают за нами, следят, смотрят. Возможно, подходят очень близко и даже слушают, о чем мы разговариваем. Вы меня поняли, Петя?

– Понял, – буркнул он. – Вы опять меня отодвигаете?

– Я хочу, чтобы вы отдохнули. Но я понимаю, что вы мне не верите.

– Я верю…

– Нет, – Настя покачала головой и свернула под арку. Этот сквозной проезд недавно открыли, раньше его не было, и благодаря Коле Селуянову Настя теперь имела возможность сокращать дорогу на целых три минуты даже при свободных трассах, а уж в часы пик, да при девятибалльных пробках, экономия выходила минут в 20, а то и все 30. – Вы мне не верите. Вы думаете, что я сейчас приду домой и начну делать что-то жутко интересное и невероятно важное, а вы останетесь в стороне. Но вы правы, Петя. Зная ваше упрямство и вашу непослушность, будет лучше, если вы какое-то время помаячите у меня перед глазами. Искать Ксюшиных друзей вы можете и у меня дома, ноутбуку без разницы, где вы его включаете. Мы сейчас поедем к вам, вы подниметесь, переоденетесь, возьмете все, что вам нужно, на два-три дня. Хорошо?